Эрика Йохансен - Судьба Тирлинга [litres]

– Кто здесь? – спросила она, и тут же пожалела об этом. Было что-то жуткое в том, чтобы задавать вопросы безликой темноте. Она вспомнила, как Кэти звала друга в ночи, и прикрыла глаза.

– Они решили, что могут спрятать красоточку от меня.

Келси снова застыла.

– Они решили, что можно просто забрать у меня ключ.

Келси прижалась к стене. Она совсем забыла о бывшем тюремщике, а это был серьезный просчет. Она слышала позвякивание связки ключей, и чувствовала, как ускоряется пульс.

– Держись от меня подальше.

– Как будто красоточка может принадлежать кому-то другому.

При этих словах страх Келси внезапно превратился в гнев, прекрасный, долгожданный гнев. Расплывчатые воспоминания нахлынули на нее, эхо того дня, когда она порезала Арлена Торна на кусочки. Она клялась себе никогда больше так не делать, но сейчас готова была забыть эту клятву.

Тюремщик вставил ключ в замок, и когда тот со щелчком открылся, Келси покинули последние крохи страха. Ярость вскипала внутри, слепящая и обжигающая, распирая грудь. О, как же она скучала по своей ярости в последнее время, скучала так, как никогда не могла себе представить, и сейчас, наконец-то обрела себя, ощутила целой.

– Где же она? – задумался тюремщик. Для него все это было игрой, в которую он уже не раз играл. Скольким пленникам пришлось терпеть это? Когда он вошел в камеру, Келси внезапно поняла, что она может его видеть , пусть лишь размытый силуэт, очерченный тусклым голубым светом. Это все камень, сапфир Кэти, который лежал в углу камеры, тускло светясь голубым. Но у Келси не было времени обдумать это, потому что тюремщик уже подошел к ней.

– Вот же она, – проурчал он. Его взгляд метнулся в угол, зацепился за кусок сияющего сапфира, а затем, похоже, просто скользнул мимо.

– Лучше бы ты ко мне не приближался, – медленно и раздельно произнесла Келси. Эти слова отчасти были блефом, но в них была и доля правды. Что-то чудовищное набирало силу внутри нее так, как булыжник катится вниз по склону, набирая скорость и мощь. Тюремщик вытащил кинжал из-за пояса, и почему-то это разозлило Келси сильнее всего прочего. Он был тяжелее по крайней мере фунтов на пятьдесят, но все равно не хотел придать своей игре даже видимость честной борьбы. Она оценила уязвимость разных частей его тела и остановилась на глазах, легко различимых в слабом голубоватом свете. С каким удовольствием она выцарапала бы их из глазниц.

Как только эта мысль мелькнула в ее голове, тюремщик споткнулся, прижимая пальцы к глазам. Кинжал упал на пол, и Келси тут же схватила его. Тюремщик с воем рухнул на колени, и Келси рванулась вперед и врезалась в него, всем своим весом пытаясь свалить его с колен на пол. Решетка лязгнула, когда он вписался в нее головой, но Келси этого почти не заметила. То, что лишило его способности сопротивляться, могло исчезнуть в любой момент, и эта мысль заставила Келси сесть на него верхом – хотя ей было противно даже просто прикасаться к нему – перехватить поудобнее нож и вонзить его в ненавистное горло. Тюремщик стонал и давился, пока Келси, крепко вцепившись в рукоять кинжала, тянула ее вниз.

– Мной никто не владеет, – шептала она.

Это безумие продолжалось долго, может пять минут, а может и целую вечность, но тюремщик наконец затих. Почувствовав, что тело под ней обмякло, Келси расслабилась.

Свечение камня, если оно вообще было, потухло, и Келси показалось, что ее гнев иссяк вместе с ним. Забравшись рукой под матрас, она нашарила спички. Свечу пришлось искать дольше, потому что во время драки она откатилась в дальний угол камеры. Когда Келси наконец-то удалось ее зажечь, она встала над телом мужчины, распростертым на полу, и уставилась на него застывшим взглядом. Она почти ничего не чувствовала, кроме легкого разочарования, похожего на то, что она испытывала после убийства Торна, и в ее голове, выплыв из темных закоулков памяти, возник голос Андали.

«Думаю, в этом-то и заключается суть зла нашего мира, Ваше Величество – в тех, кто считает, что имеет право творить, что вздумается, хватать, что хочется».

Вот он, корень этого разочарования. Келси жаждала истребить истинное зло, но не смогла. Все, что она могла, это убивать таких, как тюремщик, как Торн, людей, которые были всего лишь слабыми, жалкими подобиями этого зла. И не в ее силах было что-то по-настоящему изменить.

– Как мне это исправить? – обратилась она к мертвому телу. – Как мы достигнем лучшего мира?

Она замолкла, надеясь, что кто-то услышит ее и ответит. Может, даже сам Уильям Тир, чья сила столь велика, что его голос может преодолеть две неразделимые бездны: время и смерть. Но после секундного размышления, она поняла, что Тир уже ответил ей, много лет назад. Нет быстрого и легкого способа искоренить зло. Есть лишь течение времени, смена поколений и люди, воспитывающие в своих детях уважение к чужой жизни, не меньшее, чем к своей собственной. Тир знал, что это и есть ответ, но даже всех его усилий не хватило, чтобы построить лучший мир.

«Потому что они забыли, – напомнил ей голос разума. – Они забыли все, что знали, меньше, чем за одно поколение».

Но это было не совсем так. Родители, то поколение, что совершило Переход, сознательно скрыли прошлое от своих детей. Кэти учила мировую историю в школе, но страшный период до Перехода – оружие, слежка, бедность – о нем Кэти ничего не знала, как и все ее сверстники. То поколение, которое подняло бунт против социализма Тира, просто не имело понятия об обратной стороне медали. У Тира имелась в запасе крайне поучительная история, но он не воспользовался ею, позволил предостережению из нее пропасть.

«Но ты-то помнишь, Келси, – шепнула Карлин. – В итоге, ты, возможно, будешь знать все».

«И для чего я смогу использовать это знание?»

Ответа не было, лишь лицо тюремщика смотрело на нее из темноты. Белки его глаз были ярко-красного цвета; он пытался выцарапать себе глаза. Келси огляделась в поисках камня и увидела, что тот все также лежит в дальнем углу камеры.

– Что же ты такое? – спросила она. Она направилась к нему и застыла, чувствуя, как перехватило дыхание. Дверь в ее камеру была открыта настежь, и связка ключей, позвякивая, болталась в замке.

Ее первым порывом было вылететь из камеры, но она подавила его, заставив себя обдумать ситуацию. Она уже имела представление об устройстве подземелий, но ничего не знала о замке над ними.

Как далеко она сможет уйти?

«Не трусь. Перед тобой открытая дверь!»

При мысли о Тирлинге ее сердце сжалось. Она намеренно избегала воспоминаний и мыслей о своем королевстве; здесь, в темной камере, они свели бы ее с ума. Но теперь, всего лишь прикрыв глаза, она увидела раскинувшийся перед ней Алмонт, целые мили возделанных полей и реку, а затем и Новый Лондон, ее город на холме. Такой непохожий на город Тира, этот город тоже тонул в собственных заблуждениях, но в нем все равно оставалось много хорошего. Когда мортийцы подошли к городу и последние беженцы укрылись за его стенами, Цитадель была забита под завязку, и все равно еще две тысячи людей остались без крова. Спать на улице они не могли, потому что по ночам уже подмораживало. Арлисс не знал, что делать, но в последний момент, вспомнила сейчас Келси, пришли торговцы из гильдии лавочников Нового Лондона и предложили разместить беженцев в своих домах и лавках. Может, ее королевство и катилось под откос, но за него стоило бороться, а самое главное, ей просто хотелось домой.