Эрика Йохансен - Судьба Тирлинга [litres]

– Хватайте его за ноги.

Келси подняла ноги тюремщика и помогла Эмили оторвать его от земли. Фрейлина была намного сильнее Келси, и на ее долю приходилась большая часть тяжести. Келси наблюдала за ней в полнейшем недоумении. Неужели она осталась верна Тирлингу?

– Ни звука, – шепнула Эмили. – Камера справа от вас пуста, но прочие заняты. И пленники, возможно, не спят.

– А как же свет? – прошептала Келси.

– Я хорошо изучила подземелья. Просто следуйте за мной, и не шумите.

У Келси с языка рвалась целая куча вопросов, но она сдержала их и последовала к выходу из подземелий. Они повернули направо, и Келси увидела, что Эмили была права: камера с другой стороны пустовала. Свет исчез, когда они завернули за угол и оказались в полной темноте. Ноги тюремщика все еще были теплыми там, где их держала Келси, и с каждым шагом в ней росла мучительная уверенность: он не мертв, просто спит, и она вот-вот почувствует его руки на своих и услышит его голос над ухом.

«Красоточка».

– Кто здесь? – закричал мужчина справа от Келси, так близко, что она отшатнулась влево, подавив вскрик и почти уронив ноги тюремщика. У нее на лбу выступил пот. Она слышала других людей в камерах, их кашель и плач, и в голове всплывали воспоминания о бесконечных черных лабиринтах страданий, увиденных Лили в штаб-квартире Безопасности.

«Мы ничему не научились, – снова возникла мысль. – Мы все забыли».

Впереди откашлялась Эмили, заставив Келси замереть. Она почувствовала, что другая сторона тела тюремщика опускается, и положила его ноги на землю. За ее спиной что-то металлически звякнуло: Это Эмили бросила связку ключей на тело. Она была очень хладнокровной, эта женщина; этим она напоминала Андали. Секунду спустя Эмили взяла ее за руку, чтобы вернуться туда, откуда они пришли. Келси гадала, что сказал бы Булава, если бы увидел, как она разгуливает по подземельям Дворца в нижнем белье. Она сильно замерзла, и ее зубы за крепко сжатыми губами отбивали дробь. Вспомнилась дрожащая на полу голая девушка из камеры в дальнем конце коридора. Келси необходимо было одеться, и поскорее.

Они повернули в последний раз, и Келси увидела, что это ее коридор. Она посмотрела на руки и поняла, что они измазаны липкими потеками подсыхающей крови. Но в коридоре крови не было.

– Заходите сюда, – шепотом велела Эмили, махнув рукой на дверь камеры. В руках она держала испачканные обрывки платья Келси. – Я принесу вам все для умывания и новую одежду.

– И что потом?

– Все будет выглядеть так, словно он никогда не заходил в вашу камеру. Эмили подняла серебристый ключ от камеры Келси. – Этого у него не должно было быть. Я избавлюсь от него.

Келси помедлила, снова припомнив пугающую деловитость Андали. Эмили начала закрывать дверь, но тут Келси вцепилась в прутья, не давая ей закрыться.

– Кто ты? Ты служишь тирийцам?

– Нет. Я служу Булаве.

Эмили дернула на себя дверь, заперла ее и исчезла в глубине коридора.

– Просыпайся, ты, жалкий пьяница.

Мозг Жавеля пытался пробиться сквозь пьяный туман. Делом это было не быстрым. Ведь приходилось не обращать внимания на целую кучу неприятных ощущений: боль в голове, в спине и тошнотворная пустота в желудке. В Мортмине пиво оказалось намного крепче, чем в Тирлинге. В голове начала складываться картинка: вот он пробует что-то предложенное трактирщиком, вот он бездумно напивается, а затем – пустота. На щеке было мокрое пятно: оказалось, это ниточка слюны.

– Просыпайся, черт тебя дери!

За словами последовала смачная оплеуха, и боль в голове Жавеля вспыхнула с новой силой, практически ослепив его. Он застонал и оттолкнул руку мучителя, но тут его схватили за волосы и вздернули вверх, заставив завизжать от боли. Прямо перед собой он обнаружил Дайера.

– Ты. Тупой. Идиот. – Дайер тряс его в такт каждому слову и шипел, как рассерженная змея. – Мы тут выполняем задание, тайное задание. А я нахожу тебя в кабаке, в стельку пьяного.

В голове у Жавеля была полная каша. Как он оказался в кабаке? Он же не пьет уже много месяцев. Неужели, ему нужно было начать снова именно сейчас?

«Элли».

Воспоминания обрушились на него разом, болезненно четкие. Он попал сюда из-за Элли. Из-за Элли, одетой и раскрашенной как шлюха, ни капли не похожей на себя прежнюю. Он ей был не нужен. Они провели в Демине долгие месяцы, охотясь за призраком. Жавелю хотелось, чтобы Дайер наконец ушел, и он смог бы взять еще пива и продолжить заливать свое горе. Может, тогда пройдет головная боль, грозившая вот-вот расколоть череп.

– В чем проблема, предатель?

– В Элли, – выдавил Жавель. – В моей жене. Она…

– О, Боже мой.

Дайер схватил его за воротник и стащил на пол. Только сейчас Жавель заметил, что провел ночь на стуле у стойки, уткнувшись в нее лицом. Конечно, это был далеко не первый раз, но, видит Бог, он надеялся, что оставил эти дни в прошлом.

– Моя жена… – и замолк на этом. А может ли он теперь называть Элли своей женой? – Она была одета как…

– Шлюха? – вставил Дайер. Он смотрел на Жавеля прямо, без капли сострадания.

– Да, – шепнул Жавель, благодарный, что ему не придется произносить это слово вслух. Но секунду спустя он распахнул глаза, чувствуя, как что-то стекает по лицу. Дайер окатил его водой. Проморгавшись, он наткнулся на равнодушный взгляд трактирщика, и не такое повидавшего на своем веку.

– Давай-ка проясним, Страж Ворот. Ты нашел свою жену в мортийском борделе.

– Да.

– И что потом?

– Она велела оставить ее в покое. Сказала, что счастлива. Сказала… – Жавель сглотнул, потому что последние слова произнести было труднее всего. – Сказала, что я ей не нужен.

– Боже.

Дайер потащил его к двери, по пути кинув на стойку несколько монет. Трактирщик и глазом не моргнул, лишь кивнул и смел деньги в карман одним отточенным движением.

На улице солнечный свет ударил Жавелю в глаза, и в череп словно вбили гвоздь. Он со стоном стиснул голову.

– Заткнись, ты, ничтожество.

Дайер потащил его за собой. Они прошли мимо аптеки, и Жавель с трудом подавил желание плюнуть на дверь.

– Она смеялась, – сказал он Дайеру. Он не знал, почему рассказывает об этом именно Дайеру, Стражу Королевы, который был бы счастлив, если бы Жавеля повесили за измену. Но больше поговорить ему было не с кем. – Она была счастлива.

– И это тебя злит?

– Само собой! – выкрикнул Жавель. – А что, не должно?

Дайер схватил его за шею и швырнул к стене. Больно было так, что Жавелю немедленно захотелось умереть.

– Раз уж ты такой тупица, Страж Ворот, я тебе, пожалуй, объясню. Твою жену увезли в клетке за двести миль от дома. Когда клетки прибыли в Демин, ее раздели донага, обыскали и выставили на помост перед Аукционным кабинетом. И она, возможно, простояла там не один час, и чужие люди обсуждали ее стоимость, а дети скакали вокруг и дразнили ее грязной тирийской шлюхой. Если ее сразу продали в бордель, как написано в аукционных листах, значит, сперва ей пришлось ложиться под мужчин по приказу, а если она отказывалась, ее, скорее всего, били, насиловали и морили голодом. Шесть лет. – Голос Дайера стал резче и грубее. – Шесть долгих лет. И где же все это время был ты? По ночам пропивал в кабаках все, что зарабатывал за день.