Ирина Лазаренко - Хмурь

Хрыч начинает нарезать круги вдоль стен, и я понимаю, что не было упоминаний о подобном в тех записях, по которым нас растили. Что наставники знать ничего не знают, а мы, одиннадцать хмурей – наедине с тем, во что превращается Хмурая сторона.

– А и хорошо!

Хрыч бросает мне сигиль варкской стали, и я ловлю ножны в последний миг, неловко, хрустнув суставом. Не до конца зажившие раны на плечах стреляют болью в затылок, отвыкшее от ежеутреннего прави́ла тело словно за собственными движениями не успевает. Наставник стоит против меня, широко расставив ноги, словно на качающемся плоту.

Как-то слишком много новых событий на одну мою голову, правда, я не успеваю их даже осмыслить, не то что…

– Давай, покажи, как это делается! Погляжу я, как ты пройдешь без Пёрышка, погляжу!

Голос Хрыча дрожит, и до меня доходит: наставник о чем-то уже догадывался, и он на самом деле не знает, на что мы оказались способны. Он боится меня. Он боится всех нас и орёт, заглушая собственный страх.

Медленно вынимаю меч из ножен. Точно такой, какими нас загоняли на Хмурую сторону… сколько лет назад? Тот же самый. Наверняка. И та же комната, только старая, бородатая, беззубая.

Ныряю в Хмурый мир, как в реку, без всяких там Пёрышек, приговорок и расшаркиваний – просто дергаю на себя невидимый полог и погружаюсь в серое марево. Это так же просто, как открыть глаза.

Плевать мне на метания Хрыча. Щадить своих назидаторов теперь, что ли? Сами нас такими сделали – сами теперь и получайте, хоть орите, хоть плачьте, хоть…

Я – наконечник стрелы, разящей зло! Без промаха бьющей!

Стою перед мглистым силуэтом наставника, не в силах поднять меч. Вижу, как за ним клубится тьма, как расходятся из-под его ног тропинки, и каждая усеяна высохшими человеческими костями, и каждая теряется во мраке. Куда бы он ни пошел в будущем, какой бы выбор он ни делал на своем пути, итог будет один: горе и смерти других людей.

Сотен! Тысяч!

Хрыч – тьма. Путь его – зло. А я – наконечник стрелы, разящей… Я вершу справедливость!

Поднимаю меч. Хмурый мир толкает меня под руку, требует возмездия, крови – только тело отчего-то становится неловким, тряпочным.

Хмурая сторона не ошибается. Я многажды уяснил это для себя и доказал другим: в Полесье, Подкамне, Болотье и на ничейной земле. Другие хмури умножили этот успех… нет, не так – все мы, равные друг другу, сделали это. Поверили в свои способности и уверили других.

Ох, как мало мы знаем об этих способностях и о том, что может показать нам Хмурый мир!

Мглистая фигура Хрыча шаг за шагом отступает. Под ее ногами хрустят ветки и кости. Хмурый мир оживает, он всё меньше походит на тот, призрачно-ненастоящий, каким был все прежние годы.

Стискиваю рукоять. Как трудно понять, что нужно делать, когда долг приводит тебя на самую кромку клинка. Когда всё, чему тебя учили, оборачивается камнем, летящим в лицо.

Тропинки, усыпанные костями, разбегаются из-под ног Хрыча. Я ведь всегда знал, что он – та еще тварь. Все знали. Я не удивлен, что он зарвётся и придет к вот этому… к дороге из костей и скрипучего пепла.

Я – наконечник стрелы, разящей зло! Без промаха бьющей!

Мглистая фигура пятится от меня, и я ее не удерживаю.

– Что ты увидел?

Хрыч смотрит на меня исподлобья. Перед ним на столе – большая кружка с самогоном и коврига, от которой отъедает куски колпичка. Косые лучи солнца высвечивают царапины на столешнице.

Надо же. Не «Что на тебя нашло?», не «Сдурел ты, что ли, мрак тя задери?», а «Что ты увидел?». Потому что Хмурый мир не ошибается, потому что мы уяснили это для себя и доказали другим.

В углу ворочается недовольный заключением дракошка. Я не хочу вспоминать, как втащил его сюда, в старую тренировочную комнату. Тень пытался буянить, носиться туда-сюда, ронять соломенные чучела, столы, лавки и бочки мрак ведает с чем. Угомонился, лишь когда колпичка прикрикнула на него: «Смир-рно, тварь!»

У Хрыча измотанный вид. Наверное, не спал этой ночью, как и я. Так же ворочался в кровати, прислушивался к себе и к чему-нибудь вовне. А скорее, он и не пытался спать. Совещался с другими наставниками и со старым Пнём. Ничего они не придумали, судя по потухшему взгляду Хрыча и той сосредоточенности, с которой он цепляется за кружку.

Я бы сам рад сосредоточенно за что-нибудь уцепиться.

Хрыч-то еще после Птахи понял: способности хмурей вдруг взяли и вышли за грань того, о чем было известно, он не допускает мысли, что я просто спятил или захотел пристукнуть его по велению сердца. И все же я не могу удержаться:

– Может, ничего я там не увидел. Просто захотел тебя поблагодарить за свое счастливое детство.

Не спуская с меня взгляда, он делает длинный глоток, морщится, стучит кружкой о стол. Я сижу напротив, потрошу на волокна сушеное мясо.

– Хмурый мир не впускает твоих желаний, ненависти, жажды наживы. Он бесстрастен.

– Спасибо, наставник. А то я запамятовал, почему мы не прибили тебя раньше.

– Стало быть, с твоей памятью разобрались, – он без улыбки смотрит на меня, потом делает еще один глоток. – Так что ты там увидел?

В комнату вваливаются Оса и Бородач, на ходу продолжая что-то обсуждать, и это избавляет меня от ответа. На какое-то время. За ними бесплотной тенью просачивается Пень.

Я смотрю на Хрыча и вдруг понимаю, что он старый. Как и тренировочная комната. Под глазами наставника наметились мешки, лицо расплылось, обвисло, сжимающие кружку пальцы – все в черточках, а под расстегнутой рубашкой видны седые волосы и сухая дряблая кожа. Мой наставник, мучитель и назидатор, этот мощный вояка – он стар. Эта мысль меня обескураживает. Кажется, Хрычу теперь около пятидесяти лет – столько было моему деду, когда я видел его в последний раз, и дед тогда выглядел изрядно пожившим.

Снаружи стучат тяжелые капли. Облако, что зацепилось с утра за горный бок, наконец пролилось дождем.

И еще я вдруг соображаю, что цветные искорки Хмурого мира – это отблески его чувств. Он становится не просто бесстрастным наблюдателем – он начинает жить. И я понятия не имею, что это означает для всех нас.

Хмурый мир стал смотреть дальше привычного и увидел нечто, что его встревожило. Почему так вышло, что все, кого я и Птаха видели на той стороне – будущие убийцы? Хмурый мир говорит, что каждый из них, от земледержца до моего наставника, от случайных дорожных дозорных до людей из степного поселка, станет причиной смерти других людей. Как это возможно? Люди не убивают друг друга с таким усердием, разве что…

Разве что Хмурый мир видит новую войну.

– Будет война, – ошалело произношу вслух.

Разумеется, будет. Почему я раньше об этом не подумал? Я понял, что земледержец хочет прибрать себе все другие земли края, но кто их ему отдаст? То есть кто-то, конечно, отдаст, согласится на зависимое соправительство, напуганный хмурями, остроглазыми дипломатами, союзами Полесья с соседними землями и другими соседними землями, но…