Ирина Лазаренко - Хмурь

– Творина творину за сто попрычей чует, мрак их забодай. Понял.

Рядом со мной на лавку грузно опускается старый Пень.

– Тебе нужно в Загорье, – доносится до меня через шум в голове, и я вяло удивляюсь: зачем кому-то нужно в Загорье, разве оно еще есть на картах, разве оно имеет какое-либо значение теперь, когда полесские хмури…

– Накер, ты слышишь? – повторяет Пень.

Я поворачиваю голову и смотрю на него, хотя он почему-то расплывается перед глазами.

– Накер. Тебе нельзя оставаться. Тебе нужно в Загорье.

Моргаю несколько раз, и старый Пень из расплывчатого становится обычным: неказистый, морщинистый, с большими ладонями-лопатами и цепкими, не старческими глазами. Наверное, это единственный человек, кроме Птахи, которому я всегда смотрю в глаза. В них нет угрозы, а есть что-то такое… кажется, что если хорошенько всмотреться в них, то можно увидеть себя.

От этой мысли мне становится смешно, и я прячу улыбку за кружкой с самогоном. Он уже не греет и не царапает, просто пахнет опятами. Запах грозы куда-то выветрился. Пень ждет, пока я сделаю глоток.

– На кой мрак мне в Загорье?

Я выговариваю слова осторожно и тщательно, потому что они запутываются на языке.

– Там могут знать, что происходит с вами. С хмурями. Что происходит вообще. Ты в любом случае должен убраться из обители, так что вот тебе направление, дружок.

«Убраться из обители». Обидно слышать такое, да еще от старого Пня, который здесь просто… ну, что-то вроде смотрителя. Хотя наставники на него и оглядываются, как на древнюю мудрую черепаху из тех историй про сотворение мира, но все ж таки. Чего он тут раскомандовался?

– Пе-ень, – слышу я из-за спины голос Хрыча и по этому голосу понимаю, что он кривится, словно у него зуб болит.

– Заткнись, – скучно бросает Пень.

И Хрыч затыкается.

Грибуха сидит, не поднимая взгляда. Колпичка, не мигая, пялится в окно. Бородач молчит, и даже Тень прекращает постукивать хвостом по полу. В моей голове все окончательно перемешивается.

Пень… он кто такой вообще, если может так говорить с Хрычом?

Почему никто из наставников не отправляется в Загорье, если там знают ответы?

Почему они вообще ничего не делают, просто растят новых хмурей, как будто всё остальное не имеет значения? Они не пытаются защитить нас от энтайцев… и от полесского земледержца, который отдает им нас, наставники не пытаются выяснить, что он такое затеял, остановить его – хотя остановишь такого, пожалуй. Но хотя бы разобраться, хотя бы рассказать другим, что он как-то связан с Болотьем, пиратами и энтайцами, с их мерзкими испытариями, в которых…

Что затеял полесский земледержец? Чем грозит это каждому из нас, каждому из них, тех, кто сидит за столом и заедает самогон капустой с мясом? Всем плевать, что ли?

Наставникам вообще на все плевать, даже на хмурей, которых они столько лет растили? И на тех, которых они растят нынче, которые ушли сегодня в дождь вместе с младшими наставниками?

Из вопросов скатывается целый снежный ком, застывает мерзлой кашицей у меня в голове. Благостный туман понемногу уползает из неё, а в груди снова стягивается узел.

– Почему ты думаешь, что в Загорье что-то знают? – раздельно проговариваю непослушным языком.

– Потому что обителей две! – гаркает у меня за спиной Хрыч, и в ушах так звенит от этого вопля, что я не сразу понимаю смысл слов.

– Две, – повторяет старый Пень и, запрокинув голову, цедит самогон из кружки, словно воду.

Ледяная каша в моей голове мешает мыслям двигаться, потому я просто сижу и жду. Пень ставит кружку на стол, очень медленно, аккуратно.

– Шесть лет назад, когда войны окончательно утихли, когда мы перестали резать друг друга… Когда наконец каждый решил для себя, что не воевать – лучше, чем воевать, когда все счёты были сведены, а несведенные – забыты. Когда сгоревшее стали отстраивать заново, а то, что нельзя было отстроить – оставили на волю песка, травы и ветра. Тогда многие стали думать: есть ли способ удержать равновесие, не дать всему этому повториться снова? Есть ли то, что встанет на место ушедших чароплётов, которые прежде были силой, хранившей равновесие?

Пень говорит очень спокойно, четко проговаривая слова, и меня это пугает больше, чем наполненный злобой крик Хрыча.

– В башнях Чародея, в здешних и на загорской земле, отыскались некоторые его записи. Многое сгинуло, сгорело, сгнило, но кое-что удалось найти. Ты ж знал, что он отсюдошний был, Чародей, нет? Отсюдошний. Временами жил в Полесье, а временами – в Загорье, в тиши, в башенке у долины озер и водопадов… Ну вот, часть его письменов мы отыскали, а часть – загорцы. Было в тех письменах кое-что о Хмурой стороне. Чародей не пояснял, что она такое, но описывал, как она действует, и в записях было сказано достаточно, чтобы понять, что туда можно попасть. В намеках, набросках мы разбирали указания о том, как готовить людей, что смогут приходить на Хмурую сторону в поисках истины и справедливости. Людей, которые станут «железной рукой, хранящей равновесие» – именно так писал Чародей. Многое в его записях было туманно, неполно, кое-какие куски противоречили друг другу. Чего-то мы не понимали вовсе – он ведь не для обычных людей всё это писал, а для кого – кто знает. Может, для себя или для своих выучней. Разве ж мог он подумать, что вскорости помрет, что его смерть приведет к череде войн, а все чароплёты погибнут в первые их годы, все до единого? Даже те, что считались спасшимися и затаившимся, оказались мертвы.

Старый Пень смотрит в кружку так, словно хмельная бурда обещала открыть ему какой-то секрет. Потом делает глоток.

– Ну, для начала, поняв, что свалилось нам в руки, мы с загорцами едва не учинили новую войну – за справедливость. Однако вовремя одумались, спасибо духу познания. Решили использовать чародейские записи, решили сами вырастить для себя ту силу, которая сумеет сохранить равновесие. Вначале думали сделать общую обитель – не уговорились. На чьей земле она должна стоять, чьим законам подчиняться, чьего слова слушать? Как решать спорные вопросы, которых решить предстояло достаточно – ведь в записях Чародея было так много умолчаний, непонятных и сложных вещей – да сам мрак бы в себя закуклился в попытке разобраться в этом. Ни к чему мы не пришли, и тогда каждая обитель решила идти своим путём, а чтоб чего не вышло, мы для привязки…

– Заткнись! – рявкает вдруг Хрыч. И Пень затыкается.

Снежный ком в моей голове такой большой, что сказанное Пнем там уже не умещается.

Что произошло со второй обителью? Почему мои наставники не могут просто списаться с загорцами? Почему мы никогда не слышали о других хмурях?

Что за мрак пробежал между Полесьем и Загорьем, а?