Сергей Куц - Вор и тьма [litres]

– Что ты сказала? – Монахом верховодила едва сдерживаемая ярость.

Я и Алиса отшатнулись. Капюшон, что скрывал его глаза, упал на плечи, и мы узрели ужасный облик Томаса Велдона!

Правая половина расцарапанного лица инквизитора как будто отжила век: от скулы и выше кожа превратилась в старческую. Покрылась глубокими морщинами и бороздами, правую половину лба исполосовали складки, а под седой и белой как снег правой бровью на нас с лютой ненавистью таращился выпученный, налитый кровью глаз, чья злоба многократно покрывала вспышку ярости, поднявшую Велдона с плит.

Глаз постоянно вращался, словно принадлежал безумцу в припадке бешенства, и этим глазом на нас глядел вовсе не Томас Велдон. Но кто? Я вспомнил имя, которое произнес Альбрехт Огсбург, призывая инквизитора на черную пирамиду. Точнее, уже сущность, что спала внутри отца Томаса и проснулась в тот миг. На меня сейчас смотрел обезумевший Неакр.

Но и сам церковник отнюдь не добро глядел вторым глазом на Алису. Я шагнул к инквизитору, загородив девушку плечом.

– Папа, – позвала Лилит.

Монах обернулся на зов очнувшейся дочери. Лилит поднялась, подошла к отцу, без страха посмотрела на его изувеченное лицо и подняла капюшон.

– Не вини Алису, – заговорила дочь инквизитора, – я и только я повинна в случившемся. Когда вы отправились в Запустение, я тайно последовала за вами. Сперва шла за лодками и думала показаться вам, когда отряд пристанет к берегу на ночлег. Чтобы успели зайти подальше и не с руки стало бы отправлять кого-нибудь со мной назад. Но…

Лилит замолкла, по-детски наморщившись, вспоминая совсем недавние события.

– Помню только лес и ваши уплывающие лодки. Я начала отставать, а потом увидела Алису.

– Что дальше? – спросил Велдон, когда Лилит снова замолчала.

– Потом я помню себя уже кинжалом сиятельных. Я убивала… орков… Не ведала, что творила. То был какой-то сон, кошмар. – Девушка заговорила быстро-быстро. – Я смотрела на себя и других как со стороны. Словно не я, а другая была во мне. Я много знала того, чего никто и никогда мне не говорил, и многое умела. Особенно сражаться и убивать.

Лилит всхлипнула.

– И я хотела угождать, подчиняться каждому слову моего сиятельного.

– Имя! – глухо произнес церковник. – Назови его!

– Барон Донтор, – сказала Алиса. – Я убила его третьим на пирамиде.

Велдон повернулся к леди Кайлер. Безумного ока и изуродованную часть лица не видать, темно-коричневый покров капюшона причудливо лег на лицо, спрятав увечья и открыв левый глаз монаха. Впрочем, смотрел он на Алису с убийственным холодом. Я насторожился. Что у него на уме? Томас Велдон, без сомнения, маг, а значит, очень опасен.

– Зачем ты привела Лилит в Черный замок? – потребовал ответа монах. Он произносил свои слова с нажимом.

– Она прирожденная убийца, – сказала Алиса, – как и я.

– Не смей так говорить! Ты!..

– Не гневайся, – раздался тонкий голос Лилит; она дернула отца за рукав рясы. – Она была сама не своя. Мы делали лишь то, что угодно чужой воле, даже если поступали по своему разумению.

Томас Велдон засопел и обернулся к дочери, а Лилит рухнула пред ним на колени, спрятала личико в ладонь отца и горячо зашептала сквозь слезы:

– Прости, прости! Не сам, но за Него! Ниспошли надежду на Спасение и Прощение аки проводник Двуединого Бога! Ты же ведаешь, что нет людских сил противиться колдовству Низверженного!..

– Такие силы у человека есть, – с горечью произнес Велдон, – но я прощаю тебя… и ее.

Инквизитор трижды осенил дочь знамением.

– Благословляю.

Монах поднял Лилит на ноги. Плечи ее содрогались от рыданий. Она нашла успокоение в объятиях того, кого еще совсем недавно считала родителем только по уму, но не сердцем. Отныне ближе человека для нее не существовало.

Алиса крепко сжала мою руку. Она держалась, нацепив маску спокойствия и равнодушия, только в уголках ее глаз появилась предательская влага.

Я ощутил на себе тяжелый взгляд. Орк! Стянув с офицера все, что приглянулось, Нурогг затем снял с него плащ, укоротив тот кинжалом. Завернувшись в черную накидку с рваным подолом, сотник приблизился к нам.

– Времени нет, – отрывисто произнес он. – Уходить пора.

– Как раз времени у нас много, – молвил отец Томас, – а вот как вырваться из храма и подземелья, мне неизвестно.

Я встретился взором с инквизитором. Руку даю на отсечение, утаивает что-то церковник.

– Коль времени у нас достаточно, – заявил я, – то неплохо бы знать, что здесь в точности произошло. Почему я и Нурогг все еще не избранные и что это было?

Томас Велдон правильно уразумел, что я говорю об ангеле.

– Мне самому многое неясно. – Монах прикоснулся к правой половине своего лица и тут же одернул руку, будто наткнулся на болезненный укол. – Но расскажу, что ведаю. Время терпит, а кроме него, ничего у нас теперь нет.

– Я молился, – заговорил отец Томас, – взывал к Двуединому Богу, и он внял мне. Но сначала…

Монах уставился в плиты пола.

– Едва я услышал имя приора Неакра, – продолжил Велдон, – как этот умерший маг завладел моей бренной плотью.

– Умерший? – переспросил я.

– Да, – сухо ответил монах; правда, сразу добавил: – Его растерзала нечисть во время неудачного эксперимента почти полвека назад. Однако душу приора удалось удержать в мире живых.

– Это случилось здесь? В этом замке? – спросил я.

– Именно так, – ответил инквизитор. – В замке. У него, кстати, есть название. Сарн Адаб, что с эльфийского переводится как «каменный дом».

– Откуда известны такие подробности?

Я заподозрил неладное. Неужто Томас Велдон вовсе не тот, за кого себя выдает? Откуда ему известно про мага, померевшего полвека назад, и про то, что он являлся одним из приоров рыцарей Грааля? Да и имя Черного замка впервые слышу именно от инквизитора.

Алиса сохраняла маску спокойствия и равнодушия, Лилит тоже была безмятежной. Зато орк хмурился и с явным подозрением косился на инквизитора: сказанное монахом крайне не нравилось и Нуроггу.

– Откуда ведаю про все то? – перевопросил Томас Велдон.

В нем заклокотал плохо скрываемый гнев. Монах сорвал с головы капюшон, вновь явив глаз безумца.

– Узрел сие? – Церковник поднес к правой глазнице указательный перст.

Палец дрожал, и самого отца Томаса била легкая дрожь, а в левом глазу горело пламя, которое могло бы пожрать весь мир, вырвись оно из плоти церковника. Я помнил его фанатичным, истово верующим инквизитором, видел Велдона и любящим отцом, готовым на все ради дочери, но никогда отца Томаса не обуревала подобная ненависть; он был одержим ею!

– Узрел?! – закричал монах после моего затянувшегося безмолвия.