Франсуа Плас - Узник Двенадцати провинций

– Сколько же человек здесь работают?

– С тысячу, пожалуй, будет, в арсенале и в порту. Пушки-то мы делаем для военного флота. По десятку в день отливаем, для тридцатифунтовых ядер. Строится целая армада.

– Матиас, а ты Заблудший?

– Нет.

– Как же ты сюда попал?

– Как все, я думаю. Промышлял контрабандой, не платил таможне. Ты оглядись, тут одна босота вокруг: воришки, бродяги, рыбаки без судна, крестьяне без земли, сплошь нищеброды. Выбора-то нет, если тебя сцапали. Вот и отправляют нас сюда – рабочие руки нужны, куда денешься.

– А Заблудших ты знаешь?

– Немного. Всех, кого отлавливают на побережье, летучая таможня прижимает к ногтю, она и посылает их к нам. После недавней бури прибыло большое пополнение. Даже рыбаки из Фрисландии – представь, какой они проделали путь.

– А рыжий парнишка чуть постарше меня тебе не попадался?

– Когда?

– Не могу сказать. Он трижды бежал из Железных садов. Летучая таможня задержала его два месяца назад. Я его видел у сторожевого поста на дороге в Варм. У него такой же акцент, как у меня. И он наверняка говорил про черную телегу.

– А, про Анку?

– Ты знаешь Анку?

– Это больше не работает.

– Не работает?

– Ну да, таможня-то имеет права только на то, что выброшено морем, вот хитрюги и придумали байку, что, мол, приехали на берег в телеге. Легенду такую сочинили. Лишь бы не попасть в Железные сады. Хуже всего, что они крепко держатся за свою выдумку, бедолаги. Поди знай почему – даже одеваются как на карнавал. Надо видеть, как они обряжены! Жалкое зрелище. Они из ума выжили, до того верят в собственные россказни. Дофантазировались. Вот они-то и есть Заблудшие. Что-то вроде секты. Таможня давным-давно их больше не слушает. Отправляют всех прямиком сюда, работать у печей или на отливке, все равно что в аду. Они здесь не заживаются, поверь.

– Так ты его знаешь? Его зовут Ивон.

– Да встречал, кажется, но мы с ним не пересекаемся… Ему как пить дать надели кандалы. Не хотел бы я быть на его месте.

Из моего кармана послышался чих. Даер высунул клюв наружу.

– А! Вот и маленький доктор, – приветствовал его Матиас. – До встречи с тобой я никогда не видал пибила-свистуна. Сколько ты за него заплатил? Эти птахи стоят целое состояние.

– Я его поймал. В ловушку собственного изготовления.

– Так ты настоящий знахарь? Теперь я понимаю.

– Ты о чем?

– О моей ноге. Ты ее вылечил. Ты знаешь, что Кожаный Нос до сих пор опомниться не может? Тебе он этого не показывает, но ты его очень впечатлил своим первым практическим опытом.

– А ты откуда знаешь?

– Игнас мне сказал.

– Что? Этот чугунный лоб двух слов связать не может!

– Мозгов бы ему прибавить, что правда, то правда. Но уши-то у него есть. Для Игнаса Кожаный Нос – царь и бог. Он его спас, сделал операцию на черепе. Попроси его, чугунного лба, снять шапчонку, сам увидишь: в голове у него дырка величиной с монету. Трепанация, вот как это называется. Ну вот, а ты для него первый после Кожаного Носа. Умом он недалек, конечно, но за тебя пойдет в огонь и в воду.

– Он? Да почему?

– Потому что ты ученый, Гвен. Все это знают.

Даер фыркнул.

– Ученый?

– Ты, я слышал, читаешь на латыни. Для Игнаса это вершина человеческого знания. А Кожаный Нос, если на то пошло, вовсе не мясник, как говорят злые языки. Он вправду хочет лечить больных, вот только они повергают его в священный трепет. Положа руку на сердце, это можно понять, с его-то откушенным носом.

– Матиас, ты вернешься в кузнечный цех?

– Нет, меня переводят в порт, к калекам.

– Как отсюда выбраться?

Он наклонился ко мне, понизив голос:

– Никому отсюда не выбраться, Гвен. Никому. Даже вплавь. Порт, корабли, дороги, каналы – все охраняется. Таможня повсюду, куда ни кинь, и их, воронов, все больше, чтоб ты знал. Не зря ее зовут летучей таможней. От нее не уйти. А ведь отсюда всего четыре дня пути до Брюгелюде.

– Ах да, большой город… Йорн мне о нем говорил.

Матиас насторожился, быстро огляделся и, схватив меня за руку, перешел на шепот:

– Этот Йорн – который тебя сюда привез, он, да?

– Он самый.

– Остерегайся его, Гвен. Он посулил изрядные деньги тому, кто вздует тебя хорошенько. И об этом уже многие знают.

Информации требовалось переварить много. Последняя новость меня не удивила, я принимал угрозу Йорна всерьез. Но кое-какие козыри у меня были: Кожаный Нос ко мне благоволил, Игнас принимал за ученого, а Матиас был у меня в долгу за спасенную ногу. Благодаря всему этому я мог надеяться, что великан из Варма не скоро до меня доберется. Однако встреча с Анку оставалась еще менее вероятной. Но ведь должна быть возможность проделать путь этой окаянной телеги в обратном направлении. И если другие тоже о ней говорили, значит, мне это не приснилось. Моей жизнью была Бретань, а не эта огромная пустошь в окружении туманов и болот. И тем более не Железные сады, пожиравшие живую плоть людей, чтобы делать из нее пушки.

Кожаный Нос и вправду был славным малым. Не мясник и не палач, он просто делал все, что мог. Он учил меня ставить зонды и пускать кровь. Приятного мало, но облегчение дает. А по большей части мне приходилось менять повязки. Стоило ему отвернуться, я пытался испробовать свою силу. Если добивался успеха – заслуга, разумеется, по праву принадлежала ему.

Он был доволен моей работой, и поэтому жилось мне вольготно. Помимо долгих часов в лазарете, я мог ходить, где мне вздумается, в стенах завода.

Когда Игнас поведал ему, что я читаю на латыни, Кожаному Носу загорелось учить меня. Я не стал его разочаровывать, хотя все это для меня было китайской грамотой. Он дал мне толстенную книгу об анатомии человеческого тела, Anatomica Omnium Humani Corporis Partium Descripto . Такие атласы иллюстрированы изображениями человека, с которого сняли сначала кожу, потом мускулы, потом органы, нервы, сосуды и так далее до костей.

Поздно ночью, когда Игнас мирно храпел в своем углу, я открывал фолиант на операционном столе и при свете свечи познавал этот диковинный мир. Просто не верилось, сколько всего помещается в теле. Я шепотом произносил слова, пытаясь их запомнить: humerus, cubitus, clavicula, oculi, lingua и т. д. Запоминал и то, что они обозначали на рисунке. Даер присоединялся ко мне, ему тоже было интересно. Покачивая клювом в такт, он вслушивался в этот мертвый язык, выложенный на бумажный труп.

Старому Бразу – тому плевать было на анатомию. Он верил только в силу да в движение.

«Тело, Гвен, – оно как море. Меняется по часам, по месяцам и временам года. Всегда в движении.

Недуг – дело иное: он кочует из тела в тело. Так и путешествует с луной, в наших снах, в тени деревьев, цвете камней и следах животных, а когда найдет себе дом, располагается в нем, как зверь в норе. Глазами этого не понять, надо уметь видеть иначе и много дальше. Ничто никогда не происходит случайно, даже с тем, кто упал с лестницы.