Франсуа Плас - Узник Двенадцати провинций

– Скажите на милость, а он не дурак выпить, наш маленький пернатый доктор! Правда, что он говорит на латыни? А то мне, если честно, с трудом в это верится.

Решительно, он не изменился: жестокий, грубый, бессовестный, но еще и хитрец, лукавец, отменный игрок. Даер склевал шестое зерно. Добрался до седьмого, проглотил его, хотел было с ходу расправиться и с восьмым, но тут Йорн проворно стащил лакомство у него из-под носа, ухватив большим и указательным пальцами. Даер замер в нерешительности. Йорн помахал приманкой, и пибил последовал за его рукой, высоко задрав клюв, забил крыльями, засучил лапками, стуча коготками, как безмозглая заводная игрушка. Йорн с легкостью поводил его по всему столу, как рыбу на крючке, заставляя беднягу подпрыгивать по-блошиному и крутиться на месте, и положил конец пытке, подбросив зернышко. Даер склевал его на лету с таким довольным урчанием, что меня затошнило. Йорн снова затянулся своей длинной глиняной трубкой. Сощурившись, выдохнул колечко дыма и подался вперед.

– Видишь, Гвен, как запросто я умею убеждать. И у тебя тоже нет выбора. Сядь-ка.

Даер направился ко мне осторожными шажками, запинаясь и как будто кланяясь, – казалось, он вымаливал у меня прощение, – распушил перья и отчаянно защелкал клювом. Но мне больше не было смешно. Скорее противно.

Я смахнул его со стола ладонью, и он скатился на пол в двух шагах от псины. Глаза Йорна блеснули. Он от души забавлялся.

– А книга эта, ну, по анатомии… Кожаный Нос-то до сих пор оплакивает ее потерю. Официально я расследую это дело. А тебя, дружок, я взял на поруки, и комендант Железных садов поручил мне самому тебя наказать. Тебе легче, избежишь суда, и я в выигрыше, наказание могу выбрать на свое усмотрение.

Он щелкнул пальцами. Йер порылся в моем мешке и принес ему книгу. Тяжеленный том в толстом кожаном переплете открылся с мягким глухим звуком. Затягиваясь трубкой, Йорн принялся его листать. Большие пергаментные страницы чуть похрустывали, когда он их переворачивал. Под этот шелест я, бывало, проводил ночи напролет, черпая из них свет; Йорн же смотрел в книгу хмурясь. Он остановился на странице с нарисованным скелетом и стал водить пальцем туда-сюда, словно просматривая меню ресторана.

– По правде говоря, Гвен, не понимаю я, каким тебе медом намазана вся эта тарабарщина. Обрати внимание, все эти кости наводят на мысли… Ладно, я добрый, зубы тебе, пожалуй, оставлю, удовольствуюсь теми, что мне принес Игнас. Но смотри, сколько еще всего можно сломать…

– Что ты выторговываешь?

– А, вот и голос разума прорезался!

– Ничего подобного. От твоих угроз мне ни жарко ни холодно. Ничего ты мне не сломаешь, и мы оба отлично это знаем.

– Откуда такая уверенность, мой безусый дружок?

– Из того простого факта, что я еще жив, а у тебя была масса возможностей разделаться со мной, если бы ты захотел, и давно. – Я повернулся к Йеру. – Вот, к примеру, он убийца. Он работает на тебя, а меня вызволил из Железных садов. Я жив, потому что ты так решил. Я тебе нужен, так давай выкладывай начистоту…

– А я-то думал, ты не хочешь работать на меня…

– Я учусь жизни, Йорн. Думаю головой, как ты мне советовал… помнишь? Наблюдаю, мотаю на ус, делаю выводы. И мой вывод: у меня нет козырей на руках, а сдаешь ты.

Он насмешливо присвистнул сквозь зубы.

– Снимаю шляпу.

– Довольно, Йорн, я тебя знаю. Скажи, что у тебя на уме. Давай колись. Не знаю, зачем я здесь, но уверен, что неспроста. И не делай вид, будто ты только сейчас меня нашел. Ты с самого начала знал, где я и куда направляюсь. Не исключаю, что ты нарочно оставил меня так надолго в Железных садах. Давай же начистоту. Я тебе не Даер и не люблю, когда меня водят за нос.

Легок на помине, пибил скакал ко мне, прихрамывая. Я наклонился, взял его в руку и спрятал в любимое укрытие. Потом взял со стола зернышко солириса, которое Йорн забыл смочить в можжевеловой, и дал ему, погладив по шейке. Он устроился в кармане, постанывая, как тяжело больной, испустил долгий вздох и уснул, изредка всхлипывая. От пережитых волнений и паров можжевеловой сон его обещал быть долгим. Йорн встал, выбил трубку о край стола и надел шляпу.

– Ты в курсе, что я переехал? Живу теперь здесь. Варм слишком мал. Пойдем-ка домой, поговорим обо всем, как в старые добрые времена, а?

Мне было нелегко это признать, но я не мог от души его возненавидеть. С Йорном, как известно, самая короткая дорога домой всегда проходила через кабак. На сей раз я решил не отставать от него. Когда все такая же красивая Силде открыла нам дверь, мы были в одинаково плачевном состоянии, не говоря уже о третьем пьянице, храпевшем в моем кармане, откуда доносилось жуткое карканье вперемешку с шипением спущенной шины.

Я проснулся с жестоким похмельем: в голове поместилась целая колокольня, вовсю трезвоня множеством колоколов. Когда мне вздумалось спуститься по лестнице, звон усилился, хотя я старался не делать резких движений, ступал осторожно, мешкая на каждой ступеньке, – ни дать ни взять старичок, боящийся за свои хрупкие кости, – и цеплялся за перила – так меня штормило от этого бронзового гула. Падающая башня и та была бы не столь шаткой.

Силде не сказала мне ни слова, молча махнув рукой на дверь во двор и ожидавшую меня там полную лохань. Я окунул голову в холодную воду, обильно полил себя из пригоршни и повторял это до тех пор, пока в мозгах мало-мальски не прояснилось. Она бросила мне полотенце. Я вытерся, не смея поднять на нее глаза. Она смотрела на меня сурово, уперев руки в бока. Ясное дело, я был не в лучшем виде для разговора по душам, к тому же не знал, в каком порядке последуют упреки, которые она не преминет мне перечислить. Уехал, не оставив адреса? Нарушил слово? Украл книгу у человека, ставшего мне учителем и покровителем? Что еще? Родился под несчастливой звездой? В недобрый час попал в эту окаянную страну? Странствую в ней из огня да в полымя? Не могу очухаться после памятной попойки? Ну и что я мог со всем этим поделать? Ничего, ровным счетом ничего.

– А новый дом неплох, – сказал я как мог безмятежно.

– Ты смеешься надо мной, Гвен из Варма?

Силде еще постояла в той же позе живым воплощением оскорбленной в лучших чувствах доброты, но наконец уголки ее губ дрогнули в улыбке. Она раскрыла объятия, и я бросился ей на шею.

– А ты как будто вырос.

– Может, это ты стала меньше?

– Ладно, иди завтракать.

Она села напротив меня.

– Просторно здесь, – продолжал я, окинув взглядом кухню.

Силде вздохнула. Легкая тень омрачила свет ее лица. Нам обоим стало неловко. Я и забыл, до какой степени она хороша, и вдруг почувствовал себя смешным с моими длинными руками и нескладной худобой.