Екатерина Соболь - Сердце бури

Все произошло так, как он и рассчитывал: Хью был уверен, что Генри трусливо прячется в доме, и не был готов к новому повороту событий. А ведь на охоте такое случается сплошь и рядом: если жертву очень разозлить, она легко может напасть на охотника. Стрела пробила Хью плечо, он выронил лук и завопил, а Генри выстрелил еще раз. Попадание: грудная клетка справа.

– Ну все, с играми покончено, – прошипел Хью.

Он, видимо, собирался после этого явить всю свою мощь – обрушить крышу или что-то вроде того, но не успел.

Люди во время драки всегда тратят время на разговоры, заявления о намерениях и пустые угрозы, но Генри был воспитан не так. Еще на первом слове он мысленно выпалил: «Давай», и огонь, наконец-то получив разрешение на удар, показал, на что способен: сдернутая перчатка, рывок вперед, великолепный прыжок через подоконник, несколько метров бегом – и, прежде чем Хью договорил слово «покончено», Генри броском опрокинул его на спину, всем весом прижал к земле и положил голую руку ему на горло. Огонь заревел от счастья, но Генри тоже был в полном сознании и знал, что успеет остановить его вовремя, – идеальный, прекрасный момент. Хью лежал на земле, испуганный его скоростью, побежденный. Время будто остановилось, Генри позволил огню тянуть силу в себя, но внезапно тот остановился.

Генри нахмурился. Он чувствовал то, чего не чувствовал прежде ни разу: огонь был испуган, и это был не сиюминутный страх боли, которую причиняла вода, нет, – настоящий, мучительный ужас. Генри прижал руку крепче, но кожа Хью оставалась влажной и холодной, и его собственная рука тоже, потому что огонь сделал то, на что Генри вообще не считал его способным: остановил самого себя. Время шло все медленнее и наконец остановилось полностью.

«У меня плохая новость. Если мы это сделаем, и ты, и я перестанем существовать, – сказал огонь. Сейчас они были так тесно переплетены, что Генри казалось, будто этот голос звучит как его собственный. – Этот хмырь тоже, но на него плевать. Его сила огромна, но и я еще не бывал в такой отличной форме, и если мы сольемся… То, что получится, уже не будет иметь ни личности, ни разума, ни других желаний. Сила будет сама по себе, она будет становиться больше и больше, вытягивать жизнь из всего вокруг. – Огонь заколебался. – Странно, я так мечтал избавиться от тела, а теперь… Скажи мне, что делать, хозяин. Я больше не могу держать время».

«Убери руку. Я что-нибудь придумаю».

«Он хочет убить тебя, и у него это вполне может получиться».

«Разберемся», – упрямо подумал Генри.

Вздох прокатился по его телу, а затем он почувствовал, как его собственная рука, лежащая на шее Хью, отдергивается и упирается в мостовую. Камни тут же расползлись в золу, и Генри, оттолкнувшись, встал и надел перчатку. В голове крутился весь запас ругательств, почерпнутых от Эдварда, но сосредоточиться это, увы, не помогло. Огонь свернулся в клубок, спрятался, как ребенок от страха прячется за взрослым. Хью сел. Его лицо дергалось все сильнее, будто что-то пыталось прорвать его тело изнутри и выбраться наружу. Все вокруг побледнело окончательно – даже поросенок, бегавший вокруг, казался серым, а не розовым. А потом Хью поднял взгляд, и в нем была такая бешеная, лютая ярость, что Генри шагнул назад.

Хью дернул рукой, и от стены дома с сухим деревянным треском оторвалась оконная створка. Генри не побежал, потому что бежать было некуда. Он боролся, честное слово, но есть же всему предел, – и он даже не двинулся, когда створка со свистом рассекла воздух, треснула его по затылку, и все потемнело.

Генри кое-как поднял веки и уставился в странно знакомый потолок. Определенно не королевский дворец: простые, низко нависшие деревянные балки. Ощущение от кровати тоже было знакомое: жесткий тонкий матрас, набитый чем-то комковатым и свалявшимся. Генри медленно поднял руку, надавил на грудь, ощупал голову, шею, бедро. Нигде не единой ранки, даже шрамов нет.

«Наверное, Эдвард вылечил, – сонно подумал он. – Или кошки».

Генри повернул голову и сразу понял, что ошибся: в кресле, сгорбившись и обхватив лоб одной рукой, сидел Хью.

– Я думал, меня развлечет твоя смерть, но ты, козел, и тут меня подвел, – отрывисто сказал он, глядя на Генри. – Валялся там с разбитой головой, а весело не было, пришлось милостиво тебя спасти. Кстати, твое сердце продолжало биться: еле-еле, но все равно. Все-таки разрушитель такой силы – фантастически живучая тварь. Я мог бы добить, но… – Он сжал голову второй рукой. – Жизнь полна парадоксов.

– Чего? – прохрипел Генри.

Хью наморщил свой идеальный лоб, но в этой гримасе не было настоящей злости – так, досада.

– Противоречий. Поверь, я теперь знаю и более интересные слова: прочел словарь от «А» до «Р», жаль, от других букв ты отвлек. Знаешь, что такое словарь?

– Книжка со словами? – предположил Генри, завороженный тем, что Хью теперь выглядел куда больше похожим на человека, чем во время их последней встречи.

– Время теперь такое странное: то идет еле-еле, то скачет. Не понимаю, как с ним управляться. – Хью снова потер висок медленным, тяжелым движением человека, у которого смертельно болит голова. – О чем это я? А, книжка со словами. Все тянется одно за другим: я стал умным и понял, что ничего не понимаю в том, как все устроено. Пришлось обокрасть вашу библиотеку. Кстати, его златовласое высочество был прав: книга о сочетании цветов оказалась увлекательной.

Генри приподнялся на локте, стараясь не думать о том, как безумно вести подобный разговор с человеком, который только что утыкал тебя стрелами, а потом пытался добить оконной рамой. Хью был в красивой темно-серой куртке с отворотами, под ней виднелась бледно-желтая рубашка, из нагрудного кармана торчал ярко-желтый платок: похоже, Хью всерьез воспринял всю ту чушь насчет собственного цвета, которую наплел ему Эдвард.

Взгляд Хью постоянно возвращался в одну и ту же точку, и Генри тоже туда посмотрел. Над камином висели часы с подвесными гирями, но ни гири, ни стрелки не двигались.

– Если ты вылечил мои раны, почему не можешь голову себе вылечить? – спросил Генри.

Как ни странно, Хью засмеялся, коротко и не особо весело, но это само по себе впечатляло: Генри ни разу не слышал от него ничего подобного, если, конечно, не считать за смех злобный оскал, шипение и угрожающие ухмылки.

– Это многозначное выражение, – ответил Хью. – Имеешь в виду «прекратить головную боль» или «перестать быть сумасшедшим»? Боюсь, проблемы будут по обоим пунктам.