Екатерина Соболь - Сердце бури

– Ладно, остынь, – проговорил он как можно спокойнее, сам не зная, к кому именно обращается. – Я весь день потом боялся, что ваши за мной без всякого дня охоты придут. Чего не пришли, кстати?

Я не сказал отцу. Разревелся от страха и побежал домой. – Хью угрюмо выпятил челюсть, но глаза, к счастью, снова приобрели нормальный вид. – Никогда еще так быстро не бегал. Отец отлупил бы меня за то, что я полез сюда, вот я ему и сказал, что заснул в сарае. Он треснул меня, конечно, но рад был, что я вернулся: Сван заливался слезами, как сумасшедший, пока меня не было. Но знаешь, я это запомнил. Взгляд твой, и как ты зубы оскалил, когда промахнулся. Я в позапрошлом году начал ходить на охоту и все мечтал одолеть зверя, который чуть меня не убил, тогда отец увидел бы, что я… Но ты никогда никому не даешь себя обыграть, да? Всегда найдешь способ победить. Как же я это ненавижу. – Хью пнул землю носком сапога. – Это было так важно, а ты даже не помнишь.

Генри сжал переносицу. Он точно знал: все зависит от того, как он ответит, но в голову лезла только ужасная глупость. И он решил довериться этой глупости – все лучше, чем стоять и молчать.

– Можешь снег вернуть обратно? – спросил он. – Я зиму люблю.

Хью нахмурился, но щелкнул пальцами, и все вокруг снова покрылось сугробами. Костер по-прежнему горел, отсветы пламени подергивались на снегу, но в этот странный бесцветный вечер даже они уже не казались красными. Генри нагнулся и зачерпнул снега. Раньше ему казалось, что прошлое исправить нельзя, но теперь он уже не был в этом уверен.

Генри медленно сжал снег, прихлопнул его обеими руками, – он видел, что дети в Хейверхилле делали вот так на ярмарке Зимнего дня. Хью следил за каждым его движением настороженно, как животное, но не двигался с места. Генри подбросил снежный шар на руке.

– Защищайся, – сказал он.

И швырнул шар в Хью. Тот увернулся, в глазах полыхнула злоба, но Генри покачал головой и шагнул ближе к нему, нагибаясь за новой порцией снега. Небо над ними было черным и мертвым, ни звезд, ни луны.

– У нас тут вообще-то последний вечер перед концом света, – сказал Генри, глядя, как начинают подергиваться руки и ноги Хью. – Сила откликается на опасность, защищает владельца – поверь, я знаю. Дашь ей убить единственного, с кем можно поиграть?

Он бросил еще один снежок, но тот не долетел – Хью с рычанием выбросил вперед руку, и Генри отшвырнуло назад. Снег смягчил падение, и Генри начал лепить новый снежок, не вставая с земли.

– Ты хотел подраться, так давай, – невозмутимо сказал он. – Давай, Хьюго.

– Ты издеваешься? – спросил Хью.

От удивления он даже не отбросил третий снежок, и тот попал ему прямо в рот. Генри встал и развел руками, показывая, что не защищается. Хью нагнулся, обеими руками злобно слепил снежок и запустил ему в лицо. Снежная крупа пушисто рассыпалась от удара, и Генри стряхнул ее, трогая языком нижнюю губу. Прекрасный, знакомый вкус снега. Он спрятался за дерево и оттуда ударил снежным шаром в Хью, тот ударил в ответ, скалясь, как хорек, – и вот теперь Генри понял, зачем дети это делают.

Это было весело, но не страшно, – восторг безопасной драки, когда костей никому не сломают: снег мягкий, бить не больно. Уши на шапке Хью развязались и смешно хлопали его по щекам, когда он размахивался, сам Хью покраснел от злости и швырялся снегом так, будто от этого его жизнь зависела. Вид у него был такой человеческий, что Генри чуть не засмеялся.

– Все, не могу больше. – Генри, задыхаясь, упал спиной в снег. Хью теперь, похоже, вообще никогда не уставал. – Сдаюсь. Ты выиграл.

Хью замер, держа снежок в поднятой руке.

– Извини, что тогда, после Сердца, не пошел тебя искать. Увлекся всякими делами, – сказал Генри, глядя на него снизу вверх. – Больше не подведу, буду тут до десяти четырнадцати. Ну, то есть не обязательно именно тут, не в этом сугробе, но…

– Я понял.

Хью покачал головой так, будто ушам своим не верит, выпустил снежок и упал рядом с Генри.

– Перси приручил силу, и ты сможешь, – пробормотал Генри, моргая в черное небо. – Ты вечно тянешь все к себе, попробуй хоть немного отдать обратно. Можешь вернуть звезды? И цвета заодно? Просто отпусти, увидишь, это приятно.

Хью мрачно качнул головой и зажмурился. Глаза задергались под веками, а потом он поднял руку и медленно щелкнул пальцами.

Звезды загорелись все разом: яркие, бледные, вечерние, утренние, все до единой теперь сияли в полную силу, и небо переливалось пульсирующим нежным светом. А вслед за ним все вокруг наполнилось цветами: снег стал лиловым, голубоватым, искристым, стволы сосен – ореховыми, верхушки – темно-зелеными. Генри сглотнул. Он и забыл, сколько оттенков в зимнем дне, когда он не испорчен жадностью неумелого волшебника.

– Ух ты, – выдохнул он.

– Да уж. Ух ты, – пробормотал Хью, недоверчиво потирая ребра. – Странно, она успокоилась. Вдруг я правда смогу с ней договориться?

– Сможешь. У нас полно времени.

– Одиннадцать часов.

Целых одиннадцать часов, – согласился Генри. – Слушай, а ты можешь принять свой нормальный вид? На этом фальшивом красавце твоя детская шапка смотрится так себе.

Хью стянул шапку, но внешность не изменил.

– Да брось, – покачал головой Генри, чувствуя, как снег забивается за воротник. – Ты хотел девчонок впечатлять? Уж прости, тебе сейчас не до того.

Генри на секунду отвлекся посмотреть на звезды, а когда повернулся обратно, Хью уже был в своем нормальном виде: невысокий щуплый парнишка с бесцветными волосами. Генри это внезапно успокоило: жизнь, похоже, возвращалась в нормальное русло.

– Слушай, я забыл спросить. – Генри приподнялся на локте. – У каждого теперь есть дар, так? А какой у тебя? Ты же все видишь.

– Кроме своего дара, – покачал головой Хью, и даже его тонкий голос уже не казался таким уж неприятным; возможно, потому, что обладатель больше не выглядел злобным тупицей. – Сразу попытался, но не могу его разглядеть, в голове все будто огнем полыхает.

– Если уж даже Сван нашел свой, и ты найдешь, – успокоил Генри.

Хью хмыкнул, будто услышал забавную шутку.

– У Свана нет дара поэта. Он кожевник. Его дар – разделывать животных и шить из них отличные сумки. Вот уж это я вижу отлично.

– Но он же…

– Я дал ему дар поэта, – пожал плечами Хью. – Перегнул палку, убил его девчонку, захотелось его порадовать. Он делал бы отличные сумки, но не верю, что они сделали бы его счастливым. Не говори ему, не хочу выглядеть тряпкой.

Генри долго молчал, обдумывая это.

– Хочешь, скажу тебе, что будет дальше? – спросил он в странном приступе вдохновения. – Мы переживем завтрашнее утро. В десять четырнадцать ничего не случится, ты научишься отпускать силу, исправишь все, что испортил, и мы уберем ее за Предел. – Хью завороженно слушал, и Генри продолжил: – А потом извинишься перед Сваном, вы помиритесь и снова будете распевать песни – стихов у него теперь полно. И не вернетесь в Хейверхилл. Странник говорит, что…