Мгер Оганесян - Сокровение. Книга 1. Сказания кровавой дани [litres]

И в глубокой ночи она уже не могла избегать встречи с отпрыском тьмы. Но и вернуться домой было очень страшно, особенно без своей магии. Первородная волшебница вспоминала, как Мэрфэл дисквалифицировал ее в звании гарде, то есть правой руки, когда она прогнала Эхеллиоса. Из-за ее инициативы погибли эльфы, но от этого она тоже скорбела и не считала себя достойной такого наказания. Неприятный осадок гложет ее и по сей день.

Ее словно отсекли от матери Земли и унизили. Веками она мучилась в одиночестве, а Кайос словно был шансом на возмездие. Конечно, она не желала арфаону и его семье смерти, но поставить древнего правителя на заслуженное место за унижения – это воодушевляло ее.

Притаившись, Сирена обошла вокруг дома по самым укромным закоулкам, чтобы не быть замеченной. Но неизвестность сводила с ума. Опасаясь за свою жизнь, но собравшаяся духом, она, наконец, подходит к дверям. Вставляя ключ в замок, медленно и беззвучно поворачивает. Осторожно открывая дверь, достает светящуюся актинию и мелкими шажочками проникает внутрь. Каменный цветок горел сильнее обычного каким-то ржавым цветом. Сердце ее забилось сильнее, Сирена проверила комнату, где в прошлый раз гостил вампир. Затем прошла в следующую – там тоже абсолютно никого. Хозяйка осматривает окна – все целы. Проходя мимо кухни, замечает мощный свет норюэльской свечи. Страх, охвативший изнутри, обратил ее в бегство. Сирена беззвучно, на носках отступает, пытаясь покинуть дом.

– Лучше бы тебе подойти, – зазвучал грозный голос навязчивого незваного гостя.

Сирена застывает, от волнения ее дыхание учащается, и через несколько секунд она возвращается назад и проходит к гостю.

– Я здесь, – храбро произносит волшебница, высокомерно приподняв нос.

– Что скажешь насчет моего предложения?

– А у меня есть выбор?

– А вдруг тебе надоело жить?

– Только скажи, каким образом ты сделаешь меня арфаоном?

– Я уберу Мэрфэла. А ты окажешься в нужное время в нужном месте. У эльфов не будет другого выбора, как принять тебя.

– А как же Валтерий?

– Валтерия больше нет. Я забрал его жизнь.

– О, мать Земля… – сожалеет Сирена. – Как?

– Это уже не важно.

– А как же Этрей? Тафраел, остальные мейлоны?

– Этрей моложе тебя на полтысячелетия. И то только сейчас начал как-то шевелиться. А остальные – тоже не твоя забота.

– Что от меня требуется?

– Когда взойдешь на трон – не делать лишних движений без моего ведома.

– Ты имеешь в виду помощь людям?

– Именно.

– Но ведь это не все?

– Жертвы.

– Жертвы?

– Все первородные волшебники.

– Нет, – она смотрела в огненные черные глаза с отвращением и страхом. Любое неверное движение могло закончиться для Сирены гибелью, но все же она не могла так просто согласиться на сделку.

– Я знал, что ты так скажешь, – Кайос бросает запонку Джельма Сирене под ноги.

– Что это?

– Думаю, ты догадываешься.

– Аджель… Что ты с ним сделал?

– Пока ничего. Но все зависит от твоего решения.

– Отпусти его.

– Жертвы.

– Ты хочешь в качестве дани моих сородичей?

– Нет, я хочу поделиться с ними силой, с которой больше никто не сможет совладать, взамен на их преданность.

– То есть они будут жить?

– Верно.

– А о какой силе идет речь?

– Джиннов.

– Что? Они овладеют силой джиннов?

– Да, Сирена.

– Но они будут в неволе…

– Зато твой любимчик будет жив.

– Если я соглашусь, ты вернешь мне его?

– Только после жертв.

– Откуда мне знать, что ты меня не обманешь?

– Ниоткуда. Только рискни отвергнуть мое предложение, и больше не увидишь Джельма.

– Верни мне мою силу в знак доверия.

Кайос протянул желтое зелье, будто был готов к такой просьбе, и сказал:

– До встречи через восемнадцать дней у перехода реки Эны в Ону.

Сирена выпила напиток и ощутила избыток сил – такой, как когда она владела магией. Бросила взгляд на внезапно засиявшую ярко-алым актинию, затем обернулась. Но вместо вампира увидела лишь растворяющуюся тьму.

Манрике улегся в своей новой громадной мягкой кровати и смотрел на пасмурное небо в ожидании своих подопечных. Несмотря на отсутствие потолка, капли дождя не моги проникнуть внутрь комнаты, и графа это забавляло. Он был уверен, что стекла там точно нет, а может ему мерещилось, ведь все было таким пьянящим и головокружительным. Может, из-за ароматов, исходящих от свечей, а может потому, что он являлся человеком. Всевозможные мысли одновременно посещали его голову, и трудно было сконцентрироваться на чем-то одном. Веки в последние дни стали такими тяжелыми, будто увеличились в размерах.

Внезапно его одиночество обрывает мощный стук. Заходит вооруженная группа инерзитов, и Манрике резко вскакивает.

– Слава Илакелю! Граф!

Напряженный де Лар ощутил облегчение и радость, услышав столь знакомые слова на родном языке. И в ответ воскликнул не менее торжественно:

– Берто! Наконец-то!

Затем в комнату проходят Амадей с Гермэком.

– Амадей, Гермэк! Как же я рад вас видеть!

Воссоединившись, команда обнялась, и отчаяние на недолгое время отступило. Затем Манрике с суровым взглядом прижал к себе Берто и прошептал на ухо:

– Где Лами?

– Граф… Лами, он…

– Помолчи, потом ответишь.

Инерзиты, исполняя приказ Акрина, покидают команду де Лара. Граф усаживается за круглый стол и говорит:

– Выкладывайте.

– Лами… мы думали он с тобой, граф, – ответил Амадей.

– Но, теперь… – в голосе Берто было слышно сожаление, – мы думаем, что он не выжил.

Гермэк, хромая, подошел и сел рядом с графом, затем заговорил:

– Но его тело не находили.

– Надеюсь, вы никому не говорили, что нас было пятеро?

– Верблюдов было вообще три, возможно, поэтому никто и не спрашивал, сколько нас было.

Кто-то четыре раза постучал, Манрике обернулся в сторону двери. Берто не успел полностью ее отворить, как в комнату бесцеремонно ворвался Акрин со своей свитой, среди которой был знакомый юноша:

– Доброе утро, граф.

– Доброе… утро, консульер… – не сдержав удивления, произнес граф. Ведь юноша с кристально-голубыми яблоками глаз и зубами, сверкающими в улыбке, оказался не кем иным, как Лами.

– Это Ронис. Ваш личный стюард. Он будет напрямую работать с вами: доставлять необходимые детали, ингредиенты, письма. А также будет связующим звеном между мной и тобой, граф.

– Ты очень добр, консульер.

– Успехов, граф, – высокомерно и холодно произнес Акрин и оставил команду наедине с юношей.

Манрике сопровождает инерзита взглядом, и как только тот хлопает дверью, бросается обнимать актера:

– Лами? Святой Илакель! Мы уже думали о самом плохом.