Диана Ибрагимова - Зенит затмения [litres]

Косичка брел по вечерней Унья-Панье, сунув озябшие ладони в карманы любимого кафтана, и мрачно оглядывал темные улицы. Какая-то собачонка, заливисто вереща, ухватилась за его сапог, и Косичка пнул ее под живот.

– Тупая шавка, – выругался он, прокашлявшись от дыма из бочки на углу, где жгли какое-то вонючее старье.

Такие бочки стояли почти у каждого дома, чтобы не захламлять свалки мусором, который можно было спалить. Правда, никто не учел кошмарного запаха.

– Ненавижу идиотов.

Косичка пнул консервную банку, и она с грохотом покатилась в проулок, напугав кошку.

– Липкуд? – послышалось из темноты.

Маленький силуэт вынырнул под фонарь, и певун увидел Хорхе – сутулого мальчика тринадцати лет, худющего, как мумия шамана, с длинной русой косой, перекинутой через плечо, и вечным кашлем. Хорхе держал в руках узелок и смотрел на Косичку во все глаза.

«Везет как Эйнару, – подумал Липкуд. – Они все давно должны быть дома. И чего он мне встретился?»

– Здравствуй и прощай! – Косичка махнул рукой и пошел дальше, испепеляемый взглядом правдолюбца.

– Эй! – крикнул ему Хорхе, шлепая по лужам и явно догоняя. – Ты куда? Ты почему не в тюрьме?

Он сипло закашлялся. Вот и нечего бегать с таким паршивым здоровьем.

– Я устал, я ухожу, – сказал Липкуд, не оборачиваясь. – Нашим скажи, что я все осознал и покинул город с первым рассветом, чтобы не запятнать его своей скверной душонкой.

– Да стой ты! – Хорхе схватил Косичку за рукав. – Ты почему не в тюрьме? Всего тридень остался! Потерпеть, что ли, не мог? Ты же знаешь Матильду!

– О, я знаю Матильду! – воскликнул певун. – Она была права. В тюрьме я все осознал! Я понял, Хорхе, что я паршивый человек! Я хотел, чтобы вы жили в достатке, здоровые, с целой крышей над головой. И при этом не научился создавать из воздуха ни еду, ни лекарства, ни даже несчастную черепицу. И пришлось мне, негодяю, грабить мерзких богачей, которые издеваются над вами, и кормить вас на эти деньги. Ах, какой же я гад!

– Но Матильда права! – выпалил Хорхе. – Мы за тобой не для того пошли, чтобы ты такое творил. Ты обещал, что мы будем выступать! Ты обещал нам театр!

Липкуд вырвал рукав из ладони парнишки. Что толку объяснять ему, что порченые никому не нужны, поэтому надо снять черные ленты, несмотря на запрет Матильды. Что для нормального театра у этой кучки детей нет ни опыта, ни поставленных голосов. Что без денег не достать красивые декорации и не сшить впечатляющие костюмы. И что, прежде чем добиться успеха и начать зарабатывать на выступлениях, нужно каждый день что-то есть и где-то спать.

Вдохновленный своей силой Липкуд собирался идти напролом. К самой Варьяне – хозяйке Царства Семи Гор, чтобы запугать ее и заставить прилюдно подписать новый закон о порченых. Да только затменникам это оказалось не нужно. Ни один не поддержал Косичку. Это ведь насилие! А Матильда так и вовсе заявила, что грешник-Липкуд должен сдаться и пойти в тюрьму хотя бы на десять дней и переосмыслить свой образ жизни.

Он и переосмыслил.

– Эй, ты куда? Пансион в другой стороне! – сказал Хорхе, тяжело дыша.

С его астмой трудно было поспевать за Липкудом.

– Скажи Матильде, что я бегу с корабля, где глупые крысы сами прогрызли дыру и теперь ждут, когда их затопит, – бросил певун. – И отвяжись от меня, Хорхе! Я не вернусь в пансион. Я ушел.

Шаги позади замедлились, потом затихли.

Косичка потопал дальше по сумрачной улице, где вещи, оставленные сушиться на балконах, колыхались, как стаи призраков. Здесь всегда и у всех что-нибудь висело, потому что из-за сырого климата мокрая одежда почти не сохла, и ее приходилось полоскать под ветром несколько дней подряд. До кучи, на балконы ставили трещотки от птиц. Пернатые умудрялись если не загадить выстиранную ткань своим пометом, то непременно оставить на ней следы грязных лап. С чем была связана их любовь к подобным выходкам, никто не знал, но трещотки, вертушки и чучела жили почти на любом балконе. И от этого ходить тут ночью было испытанием не для каждого.

Липкуд прошел несколько метров и уже подумал, что Хорхе отстал, но его догнала фраза:

– Юль сильно заболела…

Косичка встал как вкопанный, но тут же двинулся дальше.

– Я вообще не помню дня, когда она не болела! – бросил он через плечо.

– Она заболела, когда ты ушел! – отчаянно выкрикнул Хорхе. Липкуд готов был поклясться, что глаза у мальчишки на мокром месте. – Она тебя очень ждет! Мы все тебя ждем! Почему ты сбежал из тюрьмы?!

– Тебя кто-нибудь учил, что ниже пояса бить запрещено? – спросил Косичка, оборачиваясь.

Хорхе стоял под фонарем, прижимая к груди узелок. Одежда висела на нем, как на швабре, а плеч как будто вообще не было.

– О все боги Намула! – воскликнул певун. – И почему я опять на ваших глазах иду в это клятое болото?! – Он вздохнул, цыкнул и сказал: – Ладно, не реви, Хорхе. Я не сбегал из тюрьмы. Меня оттуда выкупили, так что я не нарушил условие. Никого не трогал, никому ничего не отмораживал. Уж ты знаешь, что я не вру.

Хорхе от облегчения закашлялся.

– Нечего ходить по улицам ночью в такой легкой одежке! – пожурил его Липкуд, укрывая необъятным кафтаном. – Не лето еще. Пошли в лекарскую лавку. Пилюль купим.

– Но деньги… – пробормотал Хорхе, согнувшись под рукой Косички. – Мы собираем тебе на выкуп, но там пока мало…

– Деньги есть, – заявил певун. – И нет, я никого не обокрал, не ограбил, голышом в кабаке не танцевал. Откуда взял, потом расскажу. Шагай быстрее, пока лавка не закрылась.

Они вернулись в освещенную часть Унья-Паньи, где уже начали собирать уличные кухни, и в последнюю минуту успели заскочить в нужный магазинчик, а выйдя оттуда, принялись по дешевке сгребать у поваров остывшие оладьи, лепешки, сырные пельмени на палочках и прочую снедь, не купленную вовремя и оттого потерявшую часть вкуса и цены.

Потом, нагруженные по самые уши, потащились на другую окраину города, откуда через рощу можно было пройти по шаткому мосту над болотистым озерком к заброшенному пансиону, где порченые жили вот уже несколько тридов. В общем-то из-за этого пансиона Липкуд и решил остаться в Унья-Панье. Где еще можно разместить сто человек? Внутри здания царила разруха, по большей части оно было деревянным и построенным почти на болоте, так что полы сгнили, крыша прохудилась и часть стен превратилась в труху из-за расплодившихся жуков.

Как следует отремонтировать пансион было невозможно, дешевле оказалось построить новый, в сухом месте, поэтому власти так и сделали, а старый забросили. Даже бродяжки тут не жили, потому что здание стояло отдельно от города, в чащобе, и слухи про него ходили нелестные. Но зато во многих спальнях остались каменные печи, а на чердаке нашлось два здоровенных чугунных котла, в которых безногая Матильда и ее команда «рукастых удальцов» готовили для всех еду.