Джон Норман - Свидетельница Гора

Хозяин подземелий ещё дальше оттянул мою голову назад, выдавив из меня стон боли.

Он подержал меня в таком положении в свете факела, словно демонстрируя голую, связанную и варварку-рабыню в стальном ошейнике перед другой женщиной.

— Наглая рабыня! — надрывалась свободная женщина. — Бесстыжая рабская девка!

Она с такой злостью трясла решётку, что клетка начала раскачиваться на цепи.

— Подумать только! — кричала пленница. — Я разговаривала с варваркой-рабыней!

До сего момента, я даже представить себе не могла, что в женщине может быть столько злобы, гнева и ярости.

Но ведь я, правда, не знала, что я мне делать в той ситуации! Я очень испугалась, оказавшись связанной в темноте. Впрочем, кого это волнует? Я просто обязана была знать то, что мне следовало делать! Но она сама почти до дрожи в коленях напугала меня своими предположениями относительно ожидавшей меня судьбы. И, тем не менее, разве я не знала различий между таким как я и такими как она? Неужели я не понимала, что мне в лучшем случае могли бы предоставить привилегию, почтительно склонив голову, не встречая её глаз и даже не смея заговорить с нею, прислуживать ей за столом? Причём, если бы там присутствовали мужчины, а она оказалась бы гостеприимной хозяйкой, то делала бы я это в короткой тунике, чтобы доставить им удовольствие. А если бы её понятия об этикете оказались более строгими, то она, скорее всего, потребовала бы, чтобы обслуживая её, я оделась в длинное скромное белое платье без рукавов, а мои волосы были бы собраны в хвост, чтобы ничто во мне, за исключением разве что, ошейника не отвлекало мужчин. Само собой, она не захотела бы оставить меня без ошейника, хотя и не могла не знать какой эффект он оказывает на мужчин, недвусмысленно указывая на то, что та, кто носит его, является кейджерой, и по большому счёту, принадлежит им. Большинство предметов одежды рабынь, кстати, рукавов не имеет. У меня нет никаких точных объяснений этого, но как мне кажется, это просто ещё один способ подчеркнуть различия между рабыней и свободной женщиной. Могу также предположить, что это имеет отношение к обнажению плоти, что для рабыни, фактически считающейся домашним животным, расценивается не только как приемлемое, но и как подобающее. Возможно, это также один из способов постоянно напоминать рабыне о том, что она — рабыня. Контраст с одеждами сокрытия очевиден. Кстати, хотя я ни разу не носила одежды сокрытия, но уверена, что они должны быть ужасно неудобными, особенно летом. Вообще-то, летом, в жару свободные женщины, оставшись в одиночестве в своих апартаментах, зачастую носят платья подобные комбинациям или ночным рубашкам. Бывает, что устроившие набег работорговцы захватывают их врасплох именно в таком состоянии, в очаровательных интимных нарядах. При этом внешность женщин, одетых так по-домашнему, может оказаться настолько привлекательной, что им иногда разрешают оставаться в этом даже в клетках охотничьего лагеря. В таких предметах одежды их могли бы также выставить на сцену аукциона, в самом начале торгов, конечно. Возможно, было бы разумно упомянуть, что гореанские мужчины находят привлекательной и сексуально волнующей всю женщину, каждую её часть, а не только, скажем, ноги, грудь, ягодицы и так далее. Они могут дико возбудиться, увидев обнажённое горло, запястье или щиколотку, ну и, конечно, руки или что-либо другое. Также, каким бы это не показалось удивительным для мужчин Земли, по крайней мере, для некоторых из них, гореан интересует то, что происходит, если можно так выразиться, внутри неё. Я имею в виду внутренний мир женщины, её мысли, чувства, эмоции и желания. Эти женщины — собственность, а мужчины, как известно, всегда проявляют большой интерес к тому, что им принадлежит. Почему бы нет? Ведь рабыни принадлежат им, они их имущество. Думаю, что никто не станет оспаривать того факта, что средний гореанский рабовладелец знает о своей рабыне или рабынях гораздо больше, чем среднестатистический муж знает о своей жене. Фактически он знает её от и до, если можно так выразиться. Многие ли из супругов, например, смогут похвастать, что разговаривали со своей стоящей на коленях обнажённой женой в течение двух или даже трёх часов к ряду? Конечно, так мужчина очень много сможет узнать о своей женщине, причём очень быстро. Рабыня целиком обнажена перед своим владельцем, и не только в том, что касается её прекрасного тела. Она ничего не может поделать с этим, и полностью выставляет напоказ свою душу, поскольку она не может не говорить. Она обязана раскрывать себя перед своим господином с каждым разом всё больше и больше, независимо от своего желания. И ничего нельзя с этим поделать, ведь такая беседа, конечно, может быть направлена вопросами и командами, а в случае необходимости и ударами хлыста или стрекала. Женщина, которой так управляют, над которой так жёстко доминируют, не может держать двери своего сердца закрытыми. Она должна распахнуть их, рано или поздно, желает она того или нет. Она не может не осознать, что она беспомощна. Она должна обнажить всю себя перед своим господином, и на меньшее он просто не согласится. Таким образом, рабовладелец изучает её, а она, стоящая перед ним, на коленях, понимает, что изучается. Кроме того, подобная практика оказывает свой эффект на рабыню. Посредствам этого женщина, несмотря на то, кем она могла бы быть первоначально и чего хотеть, попадает во всё большую зависимость от своего хозяина, становясь все больше его. После всего-то нескольких дней такой подневольной и долгой близости, невольница начинает находить владельца неотразимым, она уже сама нуждается в том, чтобы отдать ему себя полностью. Однако господин может ещё долгое время отказывать рабыне в физическом контакте, прежде чем настанет тот день, когда он хлопнет плетью и разрешает ей ползти к его ногам, поскольку она сама отчаянно жаждет сделать это, и умоляет позволить служить ему. Она носит его ошейник, так почему бы господину не разрешать ей доставить ему удовольствие? Рабыня просит владельца доминировать над ней, бросить её к его ногам, делать с ней всё, что ему понравится, использовать её для своего удовольствия.

— Она ещё плохо знакома с нашим миром, — несколько сердито проворчал хозяин подземелий.

— Она должна узнать его лучше! — выкрикнула свободная женщина.

— Верно, — признал мужчина.

— Она глупая! — заявила пленница. — Она тупая!

— Она более чем умна, — не согласился с ней монстр, — учитывая, конечно, кто она есть — рабыня.

Разумеется, он ждал меня здесь, и несомненно был ознакомлен с содержанием моих бумаг. Ну, что ж, приятно было узнать, что они думали, что я достаточно умна, хотя бы как рабыня. Нет, правда, приятно! Такое качество, насколько я узнала, значительный повышает цену девушки. Мужчины этого мира предпочитают умных женщин. Они утверждают, что из таких получаются лучшие рабыни. Но как они заставляют нас служить и повиноваться! Но не надо забывать и о том, что от умной рабыни и ожидают большего, и требования предъявляют пропорционально её интеллекту. Ему словно бросают вызов и эксплуатируют его. Так, вначале она может быть его стенающей жертвой, ведь обращаются с ней с нетерпеливой суровостью и ожидают от неё столь много, но вскоре, по мере того, как женщина, подобно цветку вырастает, распускается и расцветает в неволе, она делает своего владельца радостным получателем её любви и страсти. Будучи умной, она извлекает для себя гораздо больше из бескомпромиссной законченности её состояния и получает удовольствие от доминирования над ней. В конце концов, от неё и ожидается, что она будет служить с чувственностью, деликатностью, усердием и тонкостью, лежащими вне кругозора простых женщин. Как ни парадоксально это звучит, но именно наш ум делает нас ещё большей собственностью рабовладельцев. Впрочем, от любого хозяина вполне можно было бы ожидать, что он захочет получить больше и даже вправе потребовать этого, от умного животного, чем от того которое окажется не столь сообразительным. Умной рабыней легче управлять, зачастую достаточно всего лишь взгляда или жеста, потому что мы схватываем на лету то, что от нас требуется. Точно так же и наши тела имеют тенденцию быть более чувствительными, что помещает нас в ещё большую власть наших владельцев и тех наказаний и удовольствий, которые они захотят на нас наложить. А если женщина попытается скрыть свой интеллект, чтобы от неё не ожидали столь многого, её ждёт плеть. Наша задача в том и состоит, что мы должны быть прекраснее и лучше тех женщин, что оказались не столь умны. Но следует ожидать и того, что за наши ошибки или недостатки спрашивать с нас будут куда строже, поскольку ожидают от нас большего знания и понимания. Также не лишне будет отметить, что умные женщины обычно умеют лучше выглядеть, чем их менее умные сёстры, а это особенность, которая не может быть оставлена без внимания владельцев, и соответственно, делает их ещё более вероятными кандидатками для верёвок и цепей работорговцев. Зачастую умные женщины оказываются и гораздо более беспомощными и отзывчивыми в руках господина. Думаю, это связано с тем, что они находятся в большем контакте со своим внутренним «Я» и своими скрываемыми потребностями. Кроме того, они меньше склонны становиться жертвами негативистских программ образования. Если женщина достаточно умна, то она зачастую знает, что она теряет и чего она хочет, тогда как её менее умная сестра чаще оказывается немногим больше чем невольной жертвой предписаний, традиций и патологий нигилистской культуры, в пределах которых она, сама того не ведая, живёт словно заключенная в тюрьму.