Джон Норман - Свидетельница Гора

Пленницы теперь были поставлены на колени в колонны, сформированные перпендикулярно длинной оси площади, лицом к складам. Головы всех женщин пока оставались закрытыми капюшонами.

В этот момент их как раз сковывали цепью за шеи, формируя караван, начиная, конечно, с последней пленницы в колонне. Это общепринятая практика. Точно так же когда-то и я сама, ещё в коридоре рабских загонов, была добавлена к цепи. Это заставляет девушку, которой запрещено поворачивать голову, в напряжении и нехороших предчувствиях ждать того момента, когда на её шею наденут ошейник каравана. А потом приходит неизбежное и, с сухим щелчком, ошейник оказывается на ней. Теперь она никуда не убежит, впрочем, и без этого её шансы на побег равны нулю.

По мере формирования каравана, в него вносились некоторые изменения. Кого-то переставляли на другое место, тем, у кого руки были скованы спереди, теперь снимали наручники и снова заковывали руки, но уже за спиной. Теперь они лишались возможности использовать руки, чтобы поесть. Кроме того, заковывание рук сзади лучше даёт понять пленнице её беспомощность и уязвимость. Колонн было несколько, в каждую из них входило пятнадцать — двадцать пленниц. Как только все девушки в колонне были соединены в караван, часто называемый здесь «ожерелье работорговца», их освобождали от капюшонов.

— Ух, красивая! — одобрительно выкрикнул какой-то мужчина, возможно, увидев ту, за которую он готов был бы предложить цену.

Пленницы тряслись от страха в своих цепях. Что интересно, все они были свободными женщинами. В тот момент я не понимала всей необычности этого, поскольку тогда ещё не знала, что целью «охоты на рабынь» почти всегда являются именно рабыни. Позже, я узнала, что это было результатом особой ситуации. Это был ответ на предполагаемое оскорбление со стороны правителя одного далёкого отсюда города, который имел неосторожность заявить что-то вроде того, что воины из этого города, имя которого, кстати, я ещё не знала, были в лучшем случае трусами и мелкими воришками, не способными на что-то большее, чем утащить случайно подвернувшуюся под руку рабыню. В ответ на его высказывание, его город, кичащийся своей воображаемой безопасностью, был оставлен для последнего, заключительного аккорда этой экспедиции. Результат нескромного замечания чиновника состоял в том, что теперь более четырёхсот свободных женщин из того города, почти все из высших каст, стояли на коленях, скованные в «ожерелья работорговца», на каменных плитах посадочной площадки. Значительная часть добычи, по-видимому, в качестве воспитательной меры, была собрана в том же городе. Если за время рейда были взяты рабыни, от них, похоже, избавились ещё по пути в тот город. Это не трудно сделать, поскольку для них всегда найдётся рынок сбыта. Тем более что места для рабынь всё равно не было. Многочисленные корзины и седельные кольца для добычи, были уже, так сказать, «зарезервированы» для свободных женщин. Меня брали сомнения, что правитель того города в будущем будет настолько смел и неосторожен в своих высказываниях относительно воинов из этого города. Впрочем, вряд ли в этот раз рейдеры в том городе вообще брали рабынь. Их удар, помимо всего прочего, был своего рода оскорблением, дававшим понять, если можно так выразиться, что «Вы должны зарубить себе на носу, что все ваши женщины, будь то рабыни или свободные — наши, стоит только нам захотеть и мы возьмём их. Обычно брали рабынь, поскольку они намного лучше ваших свободных женщин, но на сей раз, мы сделаем исключение. Мы возьмём свободных женщин, и вы не сможете нас остановить».

Вовлеченный в данную ситуацию вопрос обиды, оскорбленной гордости, был, так или иначе, верно или неверно, воспринят воинами этого города, как дело чести.

Позже, набравшись опыта, я, к своей тревоге, начала яснее понимать, сколь безжалостны и сильны, смелы и умелы, горды и опасны, сколь привередливы и раздражительны, были мужчины этого города, которые так легко вскипали, но которых крайне сложно было умиротворить.

Конечно, в этом городе девушка в ошейнике должна быть очень осторожна. Здешние мужчины были очень опасны и сильны. Не стоило ожидать, что они окажутся снисходительными хозяевами. Они знали, как сделать так, чтобы их рабыни дрожали от страха. Но разве женщина захотела бы принадлежать какому-то другому виду мужчин?

Большинство из этих женщин, как нетрудно было предположить, вскоре должны были оказаться на торгах или на невольничьем рынке. Возможно, некоторые будут отобраны для особых целей, вроде подарков или призов, а кого-то оставят себе, захватившие их тарнсмэны, дабы насладиться их дрессировкой, преподать новые обязанности, ознакомить с природой их новой жизни.

— Превосходно! Великолепно! Прекрасно! — послышались со всех сторон мужские крики.

Пленница, действительно была хороша, вынуждена была согласиться я. Причём не она одна, даже мне пришлось признать, что некоторые из женщин были очень красивы. Несомненно, со временем из них должны были получиться превосходные рабыни.

Конечно, любая рабыня уже знает, как доставить мужчине удовольствие, а вот свободной женщине ещё предстоит этому научиться. И некоторым мужчинам нравится преподавать им это.

Надо заметить, что не все женщины оказались на цепи. Некоторых оставили стоять на коленях, и даже руки у них оставались скованными спереди. Эти женщины, закованные в сирики, низко склонив головы, стояли у самых когтей гигантских птиц. Главным образом, это были те, что были привязан к седельным кольцам или привязан поперёк седла. С большинства из них капюшоны уже сняли.

Некоторым рабыням рейдеров разрешили пройти через оцепление, и они теперь таяли от восторга в руках своих хозяев.

Я видела, как один из воинов указав на пленницу своей рабыне, поинтересовался:

— Что Ты о ней думаешь!

Это была стройная брюнетка, закованная в сирик, при этом он поднял руки пленницы, закованные спереди, как это распространено в сирике, высоко над её головой.

— Смазливая, — пожала плечами рабыня рейдера.

Тогда мужчина взял пленницу левой рукой за талию, а её запястья, уже бывшие в захвате его правой руки, потянул назад, согнув в дугу, демонстрируя тем самым соблазнительные изгибы её фигуры. Да, она была изящна. Её волосы теперь свисали назад и вниз.

— Да, она очень привлекательная, — признала рабыня, как мне показалось, крайне неохотно и с затаённым страхом.

И кто бы мог её за это обвинить? Только не я!

— Ну как, оставим её? — спросил рейдер.

— Нет, нет, нет, — воскликнула его невольница. — Продайте её. Продайте её!

Рухнув на четвереньки, я ввернулась в толпу, быстро перебирая конечностями, пробираясь между ног стоявших здесь людей. Мне надо было пролезть до места, с которого я могла бы рассмотреть больше. Если добраться до линии оцепления и встать там на колени, как это, возможно, уже сделали другие девушки, то оттуда должен был открыться гораздо лучший обзор. Остался только вопрос, как туда пролезть. Но если попытаться ползком, то есть надежда, что на меня просто не обратят внимания. С другой стороны, конечно, не желательно толкаться среди свободных людей. Всё же на мне был государственный ошейник, на котором написано моё имя, что делало меня довольно уязвимой.