Джон Норман - Свидетельница Гора

Она опустила взгляд и, вздрогнула всем телом, прошептала:

— Я не хочу, чтобы меня били плетью.

— Тогда тебе стоить постараться понравится своим владельцам, — пожала я плечами.

— А он правда не дал бы мне воды, если бы я не сказала ему «Сэр»? — вдруг полюбопытствовала она.

— Можешь даже не сомневаться, — заверила её я, поскольку и сама в этом не сомневалась.

— Мне никогда за всю мою прежнюю жизнь не приходилось обращаться к мужчинам так, — призналась женщина.

— С уважением? — уточнила я.

— Да, — кивнула блондинка. — И меня охватили очень странные эмоции, когда я обратилась к нему так.

— Такие чувства вполне естественны, — пожала я плечами.

— Но вы ведь, говоря с ними, не обращаетесь к ним «Сэр», не так ли?

— Нет, — ответила я. — Обращаясь к ним, мы говорим «Господин».

— Я бы пришла в ужас, если бы мне пришлось сделать это, — прошептала она. — Если от простого «Сэр» я почувствовала такое, то, что могло бы стать со мной в этом случае?

— Тебе очень скоро предстоит научиться делать это, — заверила её я. — И Ты быстро поймёшь, насколько это значимое обращение. Они — владельцы.

— Ты — варварка! — догадалась свободная женщина.

— Да, — не стала отрицать я. — Я — варварка.

— Значит, то что Ты стала рабыней, абсолютно правильно! — воскликнула она.

— А разве для таких, как Ты это не так? — поинтересовалась я.

— Нет! — замотала она головой. — Нет!

— Почему нет? — осведомилась я. — Неужели вы — меньшие женщины, чем я?

Пленница уставилась на меня, дикими глазами.

— Ты достаточно долго боролась со своей женственностью, — сказала я. — Но мужчины больше не разрешат тебе продолжать это делать.

Мои слова заставили её задрожать от ужаса.

— Впервые в жизни, тебе предстоит стать женщиной полностью, истинной женщиной, той женщиной, быть которой Ты родилась.

— Нет! — попыталась протестовать она.

— И что немаловажно, — продолжила я, — не имеет никакого значения вообще, каково моё или твоё происхождение. Оно может несколько украсить наше рабство, придать ему особый аромат, сделать нас более или менее интересными для того или иного мужчины, но само по себе, оно не играет сколь-нибудь большой роли. И единственно важно здесь вовсе не то, родилась ли ты варваркой, или в каком городе ты родилась, а тот признак, который нас всех объединяет, то, что каждая из нас родилась женщиной. Именно это имеет окончательное значение в данном вопросе, наш пол, наша женственность.

Пленница снова беспомощно задёргалась в своих цепях, а когда она подняла голову, я увидела, что она плачет.

— Но тогда это означало бы, — прошептала она, подняв на меня полные слёз глаза, — что мы все можем быть рабынями.

— Совершенно верно, — поддержала её я.

— А Ты понимаешь те цифры, что написаны на моём теле? — спросила блондинка, с надеждой глядя на меня.

— Ты хотела бы знать свою категорию, своё будущее клеймо, вероятное назначение, период обучения, возможное место и время продажи? — уточнила я.

— Да! — кивнула она. — Да!

— Увы, я даже не знаю, что это за цифры, — вздохнув, развела я руками.

— Так Ты что, неграмотная? — спросила она, с внезапным раздражением в голосе. — Тогда, чего Ты стоишь здесь?!

— А вдруг за тем, чтобы дать тебе абрикос? — намекнула я.

— Дай мне его! — тут же потребовала свободная женщина.

— Нет, — отказала я.

С чего я должна была отдавать ей свою добычу? Я сама хотела съесть один из них. А второй я решила отдать Леди Констанции.

— Так вот зачем Ты осталась здесь! — с горечью воскликнула она. — Не для того, чтобы накормить меня, не для того, чтобы помочь мне, втайне от остальных, из страха передо мной или в попытке заслужить моё расположение, а чтобы как и они помучить меня!

— Честно говоря, Ты теперь немного не в том положении, чтобы тебя хоть кто-то боялся, свободная женщина, — усмехнулась я. — И я не думаю, что на твоём месте стоило бы переоценивать пользу, которую предоставило бы твоё расположение. Скорее это теперь тебе надо стремиться завоевать чьё-нибудь расположение. А мужчины будут брать у тебя ровно столько, сколько они захотят, причём и в любом количестве и любыми методами, которыми пожелают, и в любое время дня или ночи. А Ты будешь отчаянно, используя всю свою красоту и ум стремиться ублажить их.

— Да, Ты хотела только помучить меня, как и другие, — всхлипнула блондинка.

— По-моему, это Ты повела себя по отношению к ним не слишком правильно, — заметила я.

— Но они — ничто, всего лишь рабыни, а я — свободная женщина! — попробовала возмутиться она.

— Ты тоже скоро станешь ничем, — напомнила я ей, — всего лишь рабыней.

Она снова посмотрела на меня, и в глазах её сверкнул злость.

— И Ты тоже быстро научишься бояться свободных женщин, — добавила я. — Ты научишься бояться их до жути, до дрожи в коленях, до слабости в животе.

— Это и всё что Ты можешь сделать в отместку мне, свободной женщине? — зло спросила пленница. — Как мелочна твоя месть, неграмотная, глупая, порабощённая самка урта!

— Не думаю, что я хоть в чём-то ниже тебя, — усмехнулась я. — И это не я, это Ты глупа.

— Я!? — вспыхнула свободная женщина. — Это Ты неграмотная самка урта в ошейнике.

— Тебя саму притащили сюда в рабском капюшоне, — презрительно бросила я. — Ты даже понятия не имеешь, где оказалась.

— Это я-то глупа? — возмутилась она. — Это Ты глупая, если думаешь, что я не знаю, где я нахожусь!

— Ну и? — подобралась я.

— Это Ты дура, а не я, — распалилась блондинка. — Любой сразу же узнает это место. Ты что же думаешь, что я не знаю, что это за горы? Ты решила, что я не смогу узнать цвет Волтая, Алых Гор? Ты правда думаешь, что я не в состоянии посчитать время путешествия и прикинуть пройденное расстояние? Ты думаешь, что я не смогла опознать акцент мужчин, которые доставили меня сюда? Или Ты решила, что я не смогу определить, к какому месту относятся эмблемы и снаряжение этих мужчин? Ты что, думаешь, что маркировка на седлах тарнов сделана на каком-либо чужом языке? Ты думаешь, что я не смогла разобрать, что пели в толпе? Или Ты думаешь, что я не смогу узнать семь башен войны, стену Валенов, штандарты на мосту за нашими спинами, и те флаги, сто висят даже над стенами складов?

— Ну не знаю, — недоверчиво протянула я.

— Это Трев! — закричала пленница. — Я нахожусь в Треве!

И вот в этот момент я не смогла удержаться от торжествующе улыбки.

— Ты обманула меня! — воскликнула свободная женщина.

— Ага, — не стала отрицать я очевидного.

Правда мой триумф оказался слишком недолгим. Уже в следующее мгновение пара сильных мужских рук легла на мои плечи сзади.

— Ты думаешь, что это хорошо, обманывать свободную женщину, таста? — раздался мужской голос, голос того самого человека, что стоял позади меня в толпе.