Джон Норман - Свидетельница Гора

— Конечно, — не могла не согласиться я.

— И должна ли я буду отвечать на их похоть без сопротивления? — спросила блондинка.

— А как ещё Вы сможете удовлетворить ваши собственные потребности? — вопросом на вопрос ответила я.

Женщина ошеломлённо уставилась на меня.

— Я не имела в виду послушность, пошлость и лёгкую тепловатость, — решила объяснить я. — Тем более, не имела я в виду прохладность. Я говорила об угрожающих высотах и непредставимых глубинах. Я имела в виду вопросы силы и власти, бури и огня, песни и крови, стонов и криков, смеха и слез, реальности и побед, доминирования и подчинения, того кто владеет и той кто принадлежит, господина и рабыни, радости, абсолютного и бескомпромиссного покорения, восторга от полной и безоговорочной капитуляции.

— Иногда я представляла себе, каково бы это могло быть, — призналась женщина чуть слышным голосом.

— Так же, как и я, — заверила я её. — И так же, как любая женщина.

— И у меня не будет никакого иного выбора, — проговорила она.

— Нет, — подтвердила я. — Вы будете только рабыней.

— Мне придётся учиться, целовать и облизывать мужчин, словно леденцы, — прошептала блондинка.

— Или как абрикос, — улыбнулась я.

— Точно, — кивнула она.

— Зато Вы узнаете, как драгоценны, могут быть такие мелочи, — заметила я.

— Мне жаль, что я относилась к рабыням так безжалостно, — призналась пленница.

— Несомненно, Вы сама очень скоро обнаружите, каково это быть оскорблённой, униженной и даже ударенной свободной женщиной.

— Раньше я этого не понимала, — вздохнула моя собеседница.

— Это трудно понять, если ты не в ошейнике, — пожала я плечами.

— Не уходи! — попросила меня она.

— Я должна возвращаться, — объяснила я.

— Пойми, я проснулась в своей постели, — быстро заговорила женщина, словно боясь не успеть, — оттого что мне затыкали рот. Я не смогла закричать. Надо мной стоял молодой, светловолосый бандит из Трева. Это именно захватил меня. Он раздел меня, связал, и использовал для своего удовольствия прямо на моей собственной кровати! Потом, закончив со мной, он натянул мне на голову капюшон и утащил меня на крышу, где его ждал тарн. А позднее, я служила ему нагой в их лагере, словно была его рабыней. Я вставала перед ним на колени, прислуживая за столом. Я даже наливала ему вино.

— И что Вы чувствовали при этом? — поинтересовалась я.

Я видела, что она борется сама с собой, не зная как ответить. Солгать, или сказать правду. Наконец, она еле слышно выдавила из себя:

— Мне понравилось это.

Мне оставалось только понимающе кивнуть.

— И это ужаснуло меня, — призналась свободная женщина. — Я не ожидала того, что у меня могли быть такие чувства!

— Правда? — не поверила я.

— Тогда, я попыталась вести себя с ним высокомерно! — продолжила она.

— И что же произошло тогда? — полюбопытствовала я.

— Он схватил меня и, обмотав всю верхнюю часть моего тела грубой веревкой, бросил прямо на землю и снова использовал в своё удовольствие, быстро и жёстоко. А когда закончил, то обмотал верёвкой ещё и ноги. Потом, он оставил меня в таком виде на всю ночь! Ближе к утру я уже рыдала и просила у него прощения, но добилась только удара и предупреждения помалкивать. А на следующий день он приковал меня к общей цепи. Позже, я крикнула ему, что я ненавижу его, а затем, совсем немного времени спустя, я уже просила его оставить меня себе!

— Я могу вас понять, — сказала я.

— Ты ведь и вправду не можешь прочитать те цифры, что написали на моём теле, не так ли? — уточнила женщина.

— Не могу, — развела я руками. — Мне, правда, жаль.

— Какой рабыней они собираются меня сделать, как Ты думаешь? — поинтересовалась блондинка.

— Об этом нетрудно догадаться, и не зная цифр, — улыбнулась я.

— Какой? — нетерпеливо переспросила она.

— У Вас прекрасные волосы, — указала я. — Ваше тело и лицо также очень красивы.

— Ты думаешь, что они рассматривают меня как рабыню для удовольствий? — на одном дыхании спросила пленница.

— Конечно, — кивнула я.

— Это именно тот вид рабыни, которым я хочу быть, — шёпотом призналась свободная женщина.

— В таком случае, вам нечего беспокоиться, — улыбнулась я. — Именно в этой категории Вы и выйдете на невольничий рынок.

— Но я хочу принадлежать ему, тому, кто меня захватил, — сказала она.

— Увы, это не нам с вами решать, кому мы будем принадлежать, — вздохнула я.

Глаза женщины, направленные на меня, наполнились страданием.

— Всё что угодно может быть сделано с вами, — напомнила ей я. — Вас могут отправить куда угодно и продать кому угодно.

— Нет! — простонала блондинка.

— Увы, да, — не стала успокаивать её я.

— Но я думала, что понравилась ему! — воскликнула она.

— Боюсь, что весьма вероятно, судя по тому, что Вы рассказали, как высокомерно Вы себя вели — покачала я головой, — что он мог остаться недоволен вами. Вы показали ему ту сторону своей личности, которая вполне могла ему и не понравиться.

Она не сводила с меня полного непонимания и страдания взгляда.

— Он мог не захотеть тратить время и силы на вас, на ваше перевоспитание, — пояснила я. — В конце концов, вокруг полно рабынь.

— Но я могу измениться, — заявила моя собеседница. — Я хочу измениться!

Я окинула её оценивающим взглядом.

— Ведь на самом деле это не я была той, кто говорил ему это, — сказала она. — Это была не рабыня.

— Я понимаю, — кивнула я.

— Но почему бы ему не захотеть меня? — осведомилась пленница. — Разве мои волосы не прекрасны, и я не красива?

— Это всего лишь внешность, — пожала я плечами. — Этого добра полно на любом рынке.

— Я не понимаю, — растерялась блондинка.

— Похоже, у вас очень поверхностное понятие о том, что именно покупают мужчины в рабыне.

— Я не понимаю, — повторила она.

— А как же ваша индивидуальность, ваш характер, ваши желания? — намекнула я.

— Не понимаю, — прошептала свободная женщина.

— Вы, правда, думаете, что мужчины — идиоты? — осведомилась я. — Вы думаете, что они удовлетворятся простыми внешними данными?

— Я не знаю, — пролепетала она.

— Так вот — нет, — усмехнулась я. — Они предпочитают иметь цельных рабынь.

— Разве они не рассматривают нас просто как вещи, как собственность? — спросила блондинка.

— Вы думаете, что они удовлетворились бы чем-то, что было бы похоже на женщину, ходило бы и говорило как женщина, но не имело бы, ни души, ни чувств, ни разума?

— Нет, — ответила она.

— Если бы они действительно расценивали женщин просто как вещи, — попыталась объяснить я, — для них бы, действительно, не было бы никакой разницы, иметь дело с таким подобием или с настоящей женщиной. Но ведь это абсурдно!