Джон Норман - Свидетельница Гора

Вот ещё один мужчина, выхваченный из заметно поредевшей группы, оказался под мечом офицера.

Это выглядело какой-то безумной формой репрессалий, подумала я, с ужасом глядя на то, как людей выводят одного за другим и режут как скот на бойне.

Но заслужили ли граждане Трева такое наказание в своём собственном городе? Судя по тому, что я наблюдала, да. И это было странно. Я не могла осмыслить происходившего на моих глазах. Ведь в побуждениях воинов Трева, насколько понимала их я, преобладали чисто экономические причины. Ну не верила я, что они, при всей их разбойничьей натуре, повели бы себя подобным образом, устроив где-нибудь резню и пожары. Они были выше этого! В особенности я не ожидала, что они обагрят свои мечи кровью женщин. Женщины, с точки зрения мужчин Трева, как и с точки зрения большинства мужчин этого мира, всегда рассматриваются, как объект для других целей.

А резня между тем продолжалась, и вот уже очередной мужчина упал на камни от меча офицера.

Но если это была просто резня, если в головы этих мужчин пришла безумная мысль превратить это место в бойню, почему бы им просто всем вместе не напасть на притихшую группу, стоящих на коленях и не сопротивляющихся пленников? Почему не закончить это несколькими беспощадными ударами мечей, быстро залив террасу кровью? Кстати, а зачем было вообще напрягаться, выводя на террасу всех этих людей, если можно было зарезать их там, где обнаружили? К чему вся эта нарочитая демонстративность?

Распахнулась дверь, и я увидела ещё одну группу горожан, появившуюся из здания. В ней было уже меньше пленников, чем сидело на террасе до начала экзекуции. Возможно, они были взяты в одном из зданий, оказавшись отрезанными от чёрного хода. В этой группе, среди двадцати или тридцати мужчин, женщин и даже нескольких детей, мелькали обнаженные ноги и руки пяти, одетых в туники рабынь. Туники, по крайней мере, двух из них были шёлковыми. И этих женщин, этих испуганных рабынь, считавшихся не выше животных, гнали плечом к плечу со свободными людьми.

Слева, из-за угла здания, к стене которого я была прикована, послышался звон стали. Похоже, кое-кто из защитников города, по-видимому, собравшись в зоне прилёта, попытались отбить у захватчиков мост, ведущий оттуда на террасу. Сложная задача! Ширина этого моста была на больше пятнадцати футов. Конечно, со своего места я не могла видеть того, что там происходило. Но звон сталкивающихся мечей я слышала вполне отчётливо.

Впрочем, уже через мгновение все звуки стихли. Ещё некоторое время я ждала, с надеждой поглядывая в ту сторону, ожидая увидеть отступающих налётчиков, или торжествующих гвардейцев врывающихся на террасу. Однако из-за угла так никто и не появился. Похоже, атака была отражена чужаками. Для того чтобы отбить мост, сил у защитников города явно недоставало.

Новую группу пленников уже присоединили к остаткам прежней.

Солнце спускалось всё ниже, и его нижний край вот-вот должен был коснуться вершин гор.

Из толпы пленников донеслись крики ужаса. Это кричали вновь прибывшие, на глазах которых, только что зарезали очередного несчастного. Они явно были не готовы к такому зрелищу.

А чужаки меж тем, всё чаще и напряжённее поглядывали в небо. Командир этого отряда, окинув сгрудившихся пленников и с раздражением заметив среди них рабынь, нетерпеливо махнул им рукой в сторону стены. Рабыни, по крайней мере, те из них, кто смогли сделать это, с трудом поднялись на трясущиеся ноги. Остальных, вздёрнули на ноги незнакомцы, пробравшиеся к ним, пинками проложив себе дорогу среди стоящих на коленях фигур. Офицер пролаял приказ, и, рабыни отделившись от остальной группы, правда, в паре случаев солдатам пришлось добавить им прыти оплеухами, поспешили к стене, где встали на колени, легли или присели на корточки, трясясь в испуге, и время от времени бросая взгляды в сторону центра террасы. Их всё-таки отделили от свободных людей. Сказать, что я была поражена, взглянув на длинноволосую брюнетку, это не сказать ничего. С этой рабыней, одетой в короткую красную шёлковую тунику, оставлявшую её ноги обнаженными почти на всю длину, и носившую золотой ошейник, мы уже встречались. Она одной их первых добежала до стены и теперь лежала совсем рядом со мной, под первым рабским кольцом по левую руку от меня. Женщина выглядела совершенно ошеломлённой. Она, не отрывая глаз, уставилась в камни перед собой и испуганно дрожала. Не думаю, что она смогла бы узнать меня, ведь моё лицо было почти наполовину закрыто. Красный шёлк однозначно указывал мне и всем остальным, что её следует рассматривать, как рабыню для удовольствий. Уши кейджеры украшали большие золотые кольца. Они говорили о том, что она собой представляла даже больше, чем её красный шёлк. Любой мужчина, увидев эти серьги, сразу понимал кто перед ним, как к ней следует относиться, и чего они имеют права ожидать от неё. Она, как и я сама, была «проколотоухой девкой». Помимо этих серёжек, её золотой ошейник предполагал, что хозяин этой женщины был богат. Впрочем, лично я это знала и так, поскольку уже имела возможность познакомиться с ним ближе некуда. Рабыня, что лежала рядом со мной, принадлежала тому самому офицеру, которому я теперь уже довольно давно служила в его апартаментах. Это была та самая кейджера, которая встретила меня на верхней платформе одной из городских башен, в первый день моего пребывания в городе. Её называли Дорной. Конечно, у неё, так же как и у меня теперь были проколоты уши, зато она одевалась в шелка и носила золотой ошейник.

Теперь дым клубами валил уже из окон всех трёх зданий ограничивавших террасу.

Следующую свободную женщину схватили за руку и, не обращая внимания на её слабые попытки сопротивления, выволокли из группы и бросили на колени перед офицером. Я поймала ей дикий взгляд брошенный в нашу сторону, когда её тащили к месту казни. Но вот она замерла на коленях, и я рассмотрела, что это была та самая женщина, которую первой привели в центр террасы.

Через мгновение я закрыла глаза, увидев, как меч поднимается над её головой.

— Нет! — заверещала она.

Её вопль я услышала даже у стены и открыла глаза. Женщина в отчаянии срывала с себя одежды. В тот момент, когда я снова увидела её, она уже сдёрнула их с плеч и, извиваясь, стягивала вниз по бёдрам, а потом и по икрам.

— Я — рабыня! — кричала она, окончательно избавляясь от одежды. — Я — рабыня!

Меч дрогнул, а затем опустился. Офицер кивнул на стену, и женщина, поднявшись на подгибающиеся ноги и рыдая, нетвёрдой походкой пошла к стене. Но резкая команда заставила её замереть. Оказывается, женщина не сняла свои туфли. Быстро сбросив их с ног, она, спотыкаясь и чуть не падая, побежала к стене, где и встала на колени, трясясь всем телом. Рабыня, рядом с которой она опустилась, тут же опасливо отползла от неё. Пусть она и признала себя во всеуслышание рабыней, но для кейджер она по-прежнему оставалась свободной женщиной, а это очень веская причина бояться её и держаться подальше.