Джон Норман - Свидетельница Гора

Спустя какое-то время, Леди Констанция поднялась на нетвёрдые ноги и, взяв поводок, вытащила его из кольца. Её глаза были красными от слёз.

— Мне очень жаль, — сказала я ей.

— Это был прекрасный день, — вздохнула она. — Мы делали всё, что хотели, мы побывали везде, где хотели.

— Мне жаль, что так получилось, — повторила я.

— А мне жаль, что мы оставили тебя здесь с кляпом во рту, — призналась Леди Констанция, — но мы думали, так будет лучше для всех. Просто нам не хотелось, чтобы Ты рассказала кому-нибудь о том, с кем я была, и куда мы могли бы пойти. Мне так не хотелось, чтобы меня разлучили с ним раньше времени. Наверное, Ты ведь можешь меня понять. Мы просто боялись, что Ты могла бы испортить наш праздник, и не хотели рисковать.

Я понимающе кивнула, но при этом, вспомнив раздражение, появившееся на лице налётчика, когда тот понял, что не сможет расспросить меня из-за замкового кляпа. Пожалуй, нескоро я смогу забыть его взгляд и занесённый надо мной меч. Мне просто повезло, и он не убил, а лишь отшвырнул меня в сторону, сбросив тем самым вспыхнувшее в нём недовольство. Я больно ударилась, но главное, осталась в живых. Как не была убита ни одна из остальных рабынь. Похоже, в этот раз нас спасли именно наши ошейники. И в этом, кстати, не было ничего необычного. Во время разграбления захваченного города, рабы и рабыни, как и другие домашние животные, зачастую находятся в куда большей безопасности, по сравнению со свободными людьми, которых запросто могут убить. В действительности, я слышала, что в таких ситуациях свободные женщины иногда берут ошейники своих собственных невольниц и надевают на свои шеи, надеясь тем самым увеличить свои шансы на выживание. После этого они завязывают тряпку вокруг бёдер, чтобы скрыть отсутствие клейма и выходят на улицы, торопясь, притворившись рабыней, сдаться одному из завоевателей. Бывает, что их собственные рабыни следуют за ними, чтобы указать на них завоевателям, а то и сами ловят их и, сорвав ткань с бёдер, связывают и приводят к победителям на верёвках.

— Стоять сможешь? — спросила Леди Констанция, вытирая слёзы.

— Кажется, да, — ответила я, поднимаясь и опираясь плечом на стену.

Немного подождав, пока земля не перестала качаться под моими ногами, мы, стараясь держаться вдоль стены, направились к далёкой отсюда лестнице.

Перед тем как начать спуск по ступеням, я окликнула Леди Констанцию и, попросив её ненадолго задержаться, оглянулась и окинула взглядом пространство террасы. Каким мрачным вдруг показалось мне это место. Во многих местах на стенах, на мосту, на балюстраде, были установлены лампы и факелы. Низкое небо к ночи затянуло тёмными облаками, сквозь которые с трудом пробивался свет одной из лун. Здание по правую руку от меня, ограничивавшее террасу, всё ещё не было потушено, и в его окнах мерцали языки пламени, затенённые дымом, клубами валившим из окон и поднимавшимся в небо. Мастеровые всё ещё занимались восстановлением проволочного заграждения.

— Налётчики удерживали террасу? — полюбопытствовала Леди Констанция.

— Да, — кивнула я, посмотрев в центр, на то место, где произошла резня.

Насколько отчаянными были те мужчины. Они искали вход в подземелья, и очевидно, нашли его, чтобы погибнуть в тоннелях до последнего человека.

Потом мой взгляд скользнул назад к стене, у которой я сидела на цепи, и у которой приказали собраться рабыням. Туда же направили и свободных женщин, тех, что спасая свои жизни, объявили себя рабынями. Вдали, в темноте, виднелись лампы, установленные на мосту через который этих, уже бывших свободных женщин, провели в рабском караване к их новой жизни. По-видимому, в настоящее время они уже давно были в клетках рабских загонов. Возможно, их даже успели заклеймить. Даже, несмотря на то, что прошло столько времени, моё бедро кольнуло, стоило мне вспомнить, как мне самой выжгли клеймо в моих первых загонах. Это было очень больно. Я дёргалась и визжала от боли. Для того, чтобы клеймо вышло чётким и красивым, нас закрепляли на специальном станке для клеймения, так, чтобы мы не то что вырваться, но и пошевелиться не могли. По окончании процедуры всем нам завернули руки за спины и заковали в наручники, которые прикрепили к цепи обёрнутой вокруг живота, чтобы мы не могли дотянуться до ожога и не повредили клеймо. Клейма у всех девушек из моей группы, как мне потом сказали, получились превосходные. В том числе и моё. Не думаю, что в этом было что-то удивительное, учитывая квалификацию мастеров клейм, работающих в таких местах. Нам всем тогда выжгли обычную отметку кейджеры. Возможно, этим женщинам, сделают точно такие же. Помниться, офицер потребовал, чтобы их продали за пределы города. Им предстоит оказаться во власти чужаков. Улетел вместе с дымом, их сгоревшей под раскалённым железом плоти, их привилегированный статус свободных женщин. Не видать им больше защиты закона, гвардейцев и Домашнего Камня. Пусть благодарят судьбу за то, что им оставили их жизни! Пусть теперь начинают быстрее изучать то, как надо ублажать мужчин.

А ещё я подумала о той рабской девке, Дорне. Сережки весьма привлекательно смотрелись в её ушах. Подозреваю, что ей даже могло понравиться носить. Это обычное дело среди женщин, уроженок этого мира. Сначала они боятся их, а потом начинают любить. Безусловно, при этом серьги превращают их во «всего лишь проколотоухих девок». Подозреваю, что в этот момент, Дорна как раз омывает своего господина.

Я отвернулась от террасы и, вслед за Леди Констанцией, державшей в руке мой поводок, начала спускаться по длинной лестнице на нижние уровни. Шагать приходилось очень осторожно, тщательно выбирая, куда поставить в темноте ногу. Очень не хотелось бы споткнуться, особенно учитывая то, что мои руки были закованы в наручники за спиной.

В двух местах на ступенях мы заметили тёмные пятна, выделявшиеся на сером камне. Скорее всего, это были следы пролитой здесь крови.

— Мы оставили для тебя немного фруктов, — вздохнув, сообщила мне Леди Констанция чуть позже, обернувшись ко мне. — Я спрятала их под своей туникой. Наверное, будет лучше, отдать их тебе внизу.

— Спасибо, — поблагодарила её я, и мы продолжили спускаться по лестнице.

Когда девушка отворачивалась, я заметила, как блеснули в тусклом свете Луны мокрые дорожки на её щеках. Леди Констанция плакала.

— Кажется, — бесстрастно проговорил крестьянин, — я слышал звон стали. Я слышал крики.

— Это было далеко, — сказал хозяин подземелий, сидевший перед ним со скрещенными ногами, как он это иногда делал, когда посещал узника вместе со мной.

Ноги Тарска были слишком маленькими для его огромного торса, к тому же они были сильно искривлены. Наверное, он был очень смелым человеком, раз приходя в камеру, садился так близко от этого гиганта.