Джон Норман - Свидетельница Гора

— Какую же рану Ты нанесла мне в этот раз! — с ненавистью прокричал молодой человек. — Это именно из-за тебя я потерял самую изящную, прекрасную и желанную рабыню во всем мире, женщину, которую я полюбил по-настоящему! Да, здесь в этом гнезде тарнов, я нашел свою любимую рабыню. Но я должен заниматься делами семьи! Я должен был выкупить шлюху, Констанцию из Беснита! И мне пришлось подписать кредитные письма передав их Треву, чтобы выкупить её, вместо того, чтобы использовать их, чтобы заполучить ту, кто для меня важнее всех другие. Проклятая честь! Это из-за неё я должен был забыть о любви. Если бы не честь, я позволил бы тебе сгинуть в каких-нибудь загонах или сидеть на цепи первого попавшегося мужчины. Не будь чести, и я рискнул бы жизнью, спрятавшись в этом городе, но нашёл бы её и, так или иначе, добился бы того, что она стала бы моей! Если бы не честь, я нашёл бы свою любовь, и улетел бы с ней! Вставай на колени шлюха, голову вниз!

Констанция, извиваясь всем телом, с трудом снова поднялась на колени.

— Нам надо уходить, — бросил Генри. — У клерка сегодня ещё много дел.

Затем мужчина обошёл вокруг рабыни, рассматривая её коленопреклонённую фигуру, и, присев позади неё, положил руку на её лодыжку. Видимо, скорее от неожиданности, чем от страха, девушка дёрнулась и попыталась потянуть ногу, но Генри удержал её.

— Боишься прикосновения мужчины? — с усмешкой спросил он. — Тебе придётся привыкать к этому, моя дорогая. Твоей лодыжке не больно. И она у тебя такая же аккуратная, как у неё. Несомненно, она хорошо будет смотреться в кандалах.

Потом он подвинул руку немного дальше под её одежду, проведя ей по внутренней поверхности бедра девушки. Она дёрнулась, на мгновение запрокидывая голову, но затем, столь же быстро опустила её в прежнее положение.

— Ты привыкнешь к этому, — заверил он Констанцию, вставая на ноги. — Твоё тело, если верить слухам, может оказаться небезынтересным. Но Ты никогда не сможешь сравниться с ней. Вы слишком разные. В лучшем случае Ты могла бы быть на её фоне, как Луна перед Солнцем. После знакомства с ней Ты всегда будешь для меня ничем.

Он снова вернулся на прежнее место перед ней.

— Ты хочешь что-то сказать? — осведомился молодой человек.

Констанция проскулила один раз. Сколько отчаяния было в этом звуке! Через некоторое время, не дождавшись реакции Генри, она повторила свою попытку, даже отчаяннее, чем в первый раз, а через мгновение, она начала пытаться говорить, издавая тихие, неразборчивые и совершенно бесполезные звуки, приглушенные кляпом.

— Но Ты же видишь, — усмехнулся мужчина, — что не можешь говорить. Разве тебе не сообщили, что твои слова, независимо от того насколько жалобны они будут, окажутся бесполезными? Вопрос решён окончательно и бесповоротно. На тебе клеймо, рабское клеймо, вероломная Ты, бесчестная, порочная, лживая шлюха! Да, наконец-то, спустя столько времени, тебя заклеймили! Наконец-то тебя заклеймили! Превосходно! Это сделано! Рабская отметина теперь на тебе! В твоём теле! Она было глубоко впечатана в твою плоть раскалённым железом, понимай это, шлюха! И теперь носи законное шейное украшение, но не ожерелье, моя дорогая, а рабский ошейник! И он заперт на тебе, и Ты не сможешь избавиться от него. И это — мой ошейник! Это — ошейник, который всегда будет на тебе, шлюха! Ты теперь имущество! Моё имущество! Ты — теперь кейджера! Кейджера! Ты моя дорогая, моя сладкая маленькая вещь, Ты — моя кейджера! Ага, Ты хочешь что-то сказать? А разве тебя не предупредили? Тебе не сказали, что твои слова не интересны мужчинам из дома Уильяма. Почему мы должны выслушивать просьбы и лепет рабыни? Мы не хотим слышать этого. Возможно, позже тебе разрешат говорить, но тебя будут пороть плетью, каждый раз, когда мы будем недовольны твоими словами.

Генри снова обошёл вокруг неё, на этот раз, встав не точно перед ней, а немного левее.

— Держи голову вниз, — в очередной раз предупредил он её.

Рабыня, стоя перед ним на колени, потянула руки связанные пеньковым шнуром.

— Ты что, правда, думаешь, что сможешь освободиться? — поинтересовался Генри.

Констанция сразу прекратила свои бесполезные попытки, опустив голову ещё ниже, и проскулила два раза.

— Возможно, тебе было бы интересно узнать, — продолжил он, — моя бывшая высокородная, богатая леди, что-нибудь про свою соперницу, ту кто для меня в тысячу раз дороже тебя, несмотря на то, что она одна из самых низких здесь рабынь, а возможно, даже среди самых презираемых, поскольку чаще всего я видел её только в ошейнике и драных тряпках, и лишь однажды в простой тунике. Её зовут, хотя это и не имеет особого значения, Тута.

Рабыня начала неудержимо дрожать.

— Эй, что с тобой? — озадаченно спросил её хозяин.

Казалась, Констанцию охватила дикое возбуждение. Она тянула и дёргала руками, пытаясь вытащить кисти из стягивавших их верёвочных пут. Её попытка была столь же отчаянной, сколь и бесполезной. Она пыталась что-то говорить, но из-под кляпа вылетало только неразборчивое мычание.

Я сама прянула назад. То, чего я боялась, и на что надеялась, произошло!

Генри озадаченно рассматривал свою рабыню, уже замершую, поняв бесполезность своих попыток, и теперь спокойно стоящую перед ним на коленях, низко опустив голову.

— Не понял, — сказал он.

Девушка жалобно проскулила, в отчаянии пытаясь, подать ему сигнал.

— Что это с тобой? — осведомился молодой человек. — Несомненно, она хочет попросить о чём-то. Но этим она только навредит себе. Не стоит тебе ожидать даже минимальной крупицы доброты или сочувствия в нашем доме.

Констанция дёрнулась как от удара.

— Возможно, она хочет поднять голову, — предположил мужчина.

Она издала жалобное однократное поскуливание.

— Как быстро она захотела применить рабские хитрости! — заметил Генри, снова начиная раздражаться, заставив свою рабыню захныкать от отчаяния. — Ах да, я слышал сплетни в том, что Леди Констанция из Беснита, возможно, скрывала под своими одеждами рабские формы. Кто бы мог подумать? И как это подобающе! И как удачно для неё! Возможно, если она научится хорошо унижаться, её будут реже наказывать! Может, она теперь жаждет показать свои прелести, в надежде заслужить с их помощью некоторого послабления? Ты, правда, думаешь, что меня так легко отвлечь, так легко поколебать, дорогая Ты моя малышка, что меня можно запросто обольстить соблазнительными контурами умоляющей рабыни? Впрочем, за это можешь не волноваться, поскольку у меня есть твёрдое намерение часто и вдумчиво использовать их для своего удовольствия. Но они никогда не смогут сравниться с контурами той, кого я люблю! Независимо от того, насколько соблазнительными и волнующими, могли бы оказаться формы твоего вероломного, презренного тела, но на фоне её золота, Ты никогда не сможешь стать дороже бессмысленного медного бит-тарска!