Джон Норман - Свидетельница Гора

— Не смотри на нас, шлюха! — заверещала одна из тех, что сидели в камере, подтвердив мою догадку.

Я поскорее отвела взгляд.

Интересно, как она чувствовала себя, запертая в рабскую сталь. Несомненно, она не могла не понимать, что удерживалась здесь в ожидании своей обработки. Рабовладельцы зачастую так поступают для своего удобства. Иногда пленницу держат вот так, в заключении в течение многих дней, давая ей время на то, чтобы глубже и полнее осознать то, что вскоре должно случиться с ней. Не думаю, что она останется такой же властной, после того как на её бедре появится, что, как я подозревала, может произойти очень скоро, такая же отметина, как моя, идентичная по содержанию, если не по форме.

В другой камере я увидела четырёх девушек в белых шёлковых туниках. Эти носили ошейники, что позволяло заключить, что они были такими же, как я, но пока с небольшим отличием. Комбинация ошейника и белого шёлка указывала на то, что они могли бы быть рабынями-девственницами. «Девка белого шёлка», так здесь называют таких рабынь. А про ту, что уже не девственница, иногда говорят: «девка красного шёлка». Само собой, это не следует буквально относить к цвету их одежды. Рабыни белого шёлка, как нетрудно догадаться — явление очень редкое. Но, очевидно, существует определённый сегмент рынка и для таких. Самые дорогие из таких рабынь, насколько я знаю, это те, которые росли с самого рождения в уединении, фактически удерживаясь в полном невежестве относительно существования мужчин. Потом, когда они входят в подходящий возраст, их продают, естественно не уведомляя сам товар, невидимым покупателям. Позже таких девушек усыпляют и забирают из привычной для них среды, чтобы пробудить уже в новой обстановке, по выбору покупателя. Именно там им предстоит узнать, что они — женщины, и что в мире есть мужчины, и эти мужчины их владельцы.

Внезапно я почувствовал горячее дыхание зверя на моих икрах, а затем горячая пасть сомкнулась на моей щиколотке. Совсем легонько, только дав ощутить остроту своих зубов. Я тревожно заскулила и поспешила добавить шаг. Но идти становилось всё труднее. Карниз пошёл вверх, и становился всё круче. Я уже начала задыхаться. Я опасалась, что тот темп, который меня заставляли держать, может привести к повреждению подошв моих ног.

В тот момент, когда я торопливо семенила мимо одной из клеток, парень, сидевший там, засмеялся. На мгновение во мне вспыхнуло раздражение. Конечно, в таком поспешном движении было мало достоинства!

Они что, думают, что я способна долго выдержать такой быстрый темп? Я обернулась и поверх плеча бросала взгляд назад на надзирателя. Но тот только махнул рукой, намекая на то, что я должна спешить. Казалось, он с трудом удерживал в руке поводок животного, которое рвалось вперёд.

Конечно, я поспешила. Мои ступни были исколоты, ноги начали болеть от напряжения. Стон отчаяния вырвался из моей груди. Воздуха попадавшего через ноздри явно не хватало. Я изо всех сил пыталась протянуть ещё хоть немного воздуха сквозь тряпку, затыкавшую мой рот. Слезы застили мои глаза.

Я не понимала, как мне, учитывая постоянно растущий уклон и нехватку дыхания, поддерживать взятый темп.

Ещё один из заключенных засмеялся надо мной! Эх, показала бы я им!

Тогда я решила осторожно замедлиться. Просто это надо сделать постепенно, почти неощутимо, тонко, чтобы они не смогли бы заметить это! Таким образом, у меня должно получиться, по-своему, одурачить их.

В конце концов, я не была наказана за то, что рефлекторно крикнула на родном языке. Мне дали тунику и одеяло. В миске для еды постоянно появлялись дольки фруктов. В камере имелась солома для моего комфорта и чистоты! Даже горшком обеспечили! Так не может ли случиться так, что эти мужчины слабы, или, если не слабы, то, по крайней мере, терпимы, и относятся к таким, как я с пониманием и добротой?

Тогда, конечно, будет несложно одурачить их.

Нужно только подходить к этому делу с умом и осторожностью.

Сзади послышался тихий звук, заставивший меня обернуться и на ходу посмотреть через плечо. Моё сердце чуть не остановилось! Он снял плеть со своего пояса и распустил её ремни. Несмотря на всю трудность, усталость и боль, плача от страха, я увеличила скорость даже выше той, которую держала прежде. Я боялась почувствовать плеть. Я уже поняла, что такой мужчина, как тот, что шёл позади меня, мужчина этого мира, ни на мгновение не смутится использовать свою плеть на такой женщине, как я.

Я заливалась слезами, но торопливо перебирала ногами по карнизу, помня о животном наступающем мне на пятки и надзирателе с плетью в руке.

— Поспеши, маленькая кейджера, — послышался насмешливый голос из одной из камер, поддержанный смехом нескольких других мужчин.

Я плакала! От боли, от усталости, от обиды.

Я торопливо семенила мимо решёток, понукаемая идти ещё быстрее, чувствуя на своих ногах горячее дыхание животного, нетерпеливо царапавшего когтями каменную поверхность карниза. Оно ещё то и дело норовило куснуть меня за пятки.

Я стонала. Я рыдала. Как я могла идти ещё быстрее? Внезапно, позади меня, словно выстрел, хлопнула плеть.

Оказывается, можно идти быстрее!

Я услышала чей-то смех из камеры. Несколько мужчин столпились по ту сторону решётки. Я поймала на себе их заинтересованные взгляды. Какими большими они казались по сравнению со мной!

— Дай её нам! — крикнул один из них.

Да, они были намного больше меня. И как пугала меня мысль, что я могу быть брошена к ним в камеру.

Плеть выстрелила снова, напугав меня до дрожи в коленках. Я споткнулась, но устояв на ногах, вернула равновесие и поспешила дальше. В страхе чуть не закричав, я почти выронила тунику изо рта. Торопливо запихав комок ткани назад, я понадеялась, что это не будет сильно заметно. Я не хотела быть избитой. В этом мире такие женщины, как я, находятся в полной власти мужчин!

Внезапно, слева от меня, из-за кромки карниза донёсся пронзительный крик, сопровождаемый хлопающими звуками. Поток воздуха бросил меня вправо, припечатав к стене утёса. Огромная тень на миг закрыла небо. Я видела, как мех на животном лёг вправо, словно прижатый ураганным ветром. Даже надзиратель замер, казалось, приготовившись к тому, что и его швырнёт к скале. Я, съёжившись у каменной стены, обеими руками держала тунику во рту, глуша рвущийся наружу вопль.

Затем гигантская птица резко повернулась через крыло, и, скользнув сначала вниз и в сторону, несколькими ударами мощных крыльев забросила себя вверх, казалось, к самым вершинам, выше терявшихся в облаках шпилей цитадели. Прежде чем исчезнуть вдали, всадник оглянулся и поднял руку, приветствуя моего тюремщика. На лице надзирателя мелькнула усмешка, и он, подняв свою плеть, вернул приветствие. Как выяснилось, такие мужчины могли пошутить, только шутки их были им под стать.