Джон Норман - Свидетельница Гора

Я не стала ничего говорить ей, а просто откинулась на спину, прижав к сети свои связанные руки.

— Мужчины — дураки! — закричала пленница.

Странно, подумала я, почему дураки — мужчины, если не они, а именно она оказалась в этой тюрьме.

— Они — дураки! — всхлипнула она.

Вообще-то, мужчины, которых я встречала в этом мире, дураками показались. Точнее, они были совсем не дураками. Меня часто пугала их сила и интеллект. Фактически, теперь, на их фоне, многие мужчины моего мира казались мне идиотами. Здешние мужчины были уверены в себе. Они не были запутаны, обескровлены, подорваны и повреждены больным обществом. Здесь они не отказались от своего естественного животного великолепия.

— Как я ненавижу мужчин! — выкрикнула пленница. — Как я презираю их!

Конечно, я не ответила на этот выпад. А, что если она была провокаторшей, подосланной, чтобы проверить меня, возможно, даже попытаться безжалостно заманить меня в ловушку, спровоцировав на какое-нибудь небрежное, гордое, праздно высокомерное замечание? Кроме того, и что было ещё важнее, я не питала никакой ненависти к тем мужчинам, которых я повстречала здесь, и уж подавно не презирала их. Скорее речь шла о моём восхищении ими и чувстве благодарности к ним. А ещё они волновали меня как женщину, причём так, что никто из мужчин моего прежнего мира не мог бы сравниться с ними. В действительности я относилась к ним с глубоким уважением и изрядной долей страха. В конце концов, это были мои владельцы.

— Впрочем, что может такая как Ты, из низшей касты, — проговорила моя собеседница, немного успокоившись, — знать о женщинах моей природы и чувствительности? Как могут такие как Ты, понять чувства таких как я?

— С большим трудом, несомненно, если вообще смогут, — заверила я её, возможно с некоторым раздражением в голосе.

— Не бойся, — сказала она. — Я буду проявлять к тебе терпение. В конце концов, несмотря на различия в наших кастах, мы оказались сёстрами по несчастью, страданию и горю.

Я промолчала.

— Ведь у нас обоих есть наша драгоценная свобода, — добавила женщина.

Я не стала отвечать и на это её заявление. Разумеется, оно казалось странным, учитывая то, что моя собеседница находилась в своего рода клетке, а я лежала в сети, связанная и голая. Однако я поняла, что женщина имела в виду свободу в неком ином, более глубоком смысле, и это заставляло меня чувствовать себя крайне неловко. Из её слов следовало, что в этом мире она была, в некотором смысле, важной персоной, «свободной». С другой стороны, что для этого мира, в некотором смысле, было также важно, и более чем важно, я не была «свободной». И дело здесь было даже не в том, что мою шею плотно охватывал запертый ошейник, а моё бедро было помечено клеймом, прекрасно и безошибочно показывавшее всем, кем я являлась. И не в том, что моя природа была такова, что бросала меня, беспомощную и любящую, к ногам мужчин. Скорее причина была в том, что в полном согласии с законами этого мира, с полного одобрения его традиций, практик и институтов, во всём обилии его действительности, я была «не свободной». Я была животным, собственностью, рабыней.

У меня был небольшой опыт, если это можно так назвать, общения со свободными женщинами. Как я уже упоминала, ранее я столкнулась с двумя из них, в загонах, и приятным этот опыт не назовёшь. Я уже знала, что от этих высоких существ меня отделяла непреодолимая пропасть, неизмеримая пропасть, разверзшаяся между непритязательными домашними животными, одним из видов которых были рабыни, и высотой и славой свободного человека.

— Из какой Ты касты? — поинтересовалась женщина и, не дождавшись моего ответа, заявила: — Я из Торговцев.

— Но Торговцы не относятся к высшим кастам, разве нет? — уточнила я, поскольку слышала противоречивые сведения о Торговцах.

— Конечно, относятся! — возмутилась она, и попыталась угадать: — Полагаю, что Ты из касты Кожевников. Нет, скорее даже ниже. Ты — одна из тех грубых девок, что работают в поле. Уверена, что Ты из Крестьян.

Я снова ничего ей не ответила.

— Да, несомненно, это так, — заявила она, по-видимому, удовлетворенная своим выводом.

Крестьяне в целом расцениваются как самая низшая из каст, хотя, почему это должно быть так, я так и не смогла понять. Эту касту иногда даже называют «волом, на котором держится Домашний Камень». Я толком не уяснила, что такое Домашний Камень, но пришла к выводу, что он, чем бы он ни был, является чем-то очень важным в этом мире. Так что, если это утверждение истинно, то фактически, Крестьяне — это каста, на которой держится Домашний Камень, а значит, по крайней мере, в моём понимании, они должны быть очень важной кастой. В любом случае мне казалось, что Крестьяне — одна из, если не самая значимая из каст этого мира. Трудно даже перечислить сколь многое от них зависит! Кроме того, я уверена, что сами они отнюдь не считают себя самой низшей из каст. Если честно, то я сомневаюсь, что найдётся такой гореанин, который готов признать свою касту самой низшей. Мне просто кажется несколько маловероятным, что представитель какой-нибудь касты примет это сомнительное звание. Думаю, что большинство каст расценивают лучшими по отношению к другим, или как минимум равными по значимости. Например, можно не сомневаться, что Кожевники будут лучше работать с кожей, чем Кузнецы, а Кузнецы, по-видимому, лучше справятся с металлом, чем Кожевники, и так далее. Но люди, в конечном итоге, нуждаются в продукции каждой касты.

— Да, — уверенно заявила женщина, — Ты из Крестьян.

Оставалось только пожелать ей не попадать в руки крестьян. Насколько я понимаю, они не склонны относиться терпимо к лени и дерзости высокомерных городских свободных женщин. Говорят, им даже нравится использовать таких, если они, тем или иным путём, получают их, в качестве полевых рабынь. Мне стало интересно, каково было бы моей собеседнице, скрытой от меня в темноте, почувствовать на себе, что значит, до седьмого пота мотыжить грядки, работать в поле, тянуть за собой плуг под плетью грубого мужлана, или заползать в темную, низкую конуру на ночь, возможно, подгоняясь тычками палки. Со временем, быть может ей разрешили бы спать прикованной цепью в ногах её владельца, или в пределах досягаемости по его усмотрению. Однако я подозревала, что было бы опасно посвящать её в свои мысли. Безусловно, мы были обе были в темноте, и друг дружку не видели, но всё же она была свободна, я а в неволе.

— Ты только не расстраивайся, из-за того, что Ты всего лишь из Крестьян, — попыталась сгладить ситуацию женщина. — Про эту касты можно сказать очень много хорошего.

— Да, — согласилась я. — Когда люди едят, им стоит почаще задумываться о том, кого они должны благодарить за это.