Ирина Котова - Расколотый мир [litres]

Василина наморщила лоб, пытаясь вспомнить: что-то подобное она уже слышала.

– В каждой стране, где правят потомки Великих Стихий, – продолжала царица, – есть помощник нам, и, отдавая ему свою кровь на алтарях, мы даем ему силы. А он дает нам. И питает Стену, и сдерживает стихии. Огромный дух, что сутью своей растянут под всей страной. Старый дух, мощный.

Раздался вопль – старшая внучка отобрала у Василя лошадку и торжествующе подняла ее над головой. Наследник огненной крови мужественно боролся со слезами и желанием стукнуть девочку. Две правительницы улыбнулись.

– Алтарь – это место подпитки стихийного духа нашей земли, – объясняла Иппоталия. – У меня – подводный. У тебя – горный. У Хань Ши, полагаю, тот самый Колодец. У драконов – Терновник. Про Бермонт и Инляндию не знаю, Василина, – медведи хорошо хранят секреты, а уж от Белых чего-то добиться… Гюнтер, – от царицы плеснуло болью и горечью, – как-то обмолвился, что знает: старый алтарь Гёттенхольдов где-то в пещере в горах. А про Белый алтарь Инляндии он не говорил даже мне. Хотя я знаю, что они оба с Луциусом им пользовались.

Голос царицы становился тише, она смотрела на внуков, и губы ее бледнели. Василина с неловкостью коснулась руки Иппоталии, погладила. Валы на море поднимались все выше, и все чернее становилась вода.

И тут Василина вспомнила: точно, Ани упоминала об этом в письме после своей свадьбы и потом, когда они встретились, передавала ей слова Нории об алтарях и связанных с ними стихийных духах. Но ведь…

– Я не знала, что они могут вот так обращаться к нам, – призналась королева.

– Могут, если есть острая необходимость, – морская царица с усилием повернулась к ней, приходя в себя. – Мне шепчет, когда от огненного материка Туна идут гигантские волны и требуется унять их. Нужно просто услышать.

– И как научиться слышать? Как понять и заставить помогать? – с отчаянием спросила королева. – Если только с его помощью я могу закрыть переходы? Может, пойти снова к алтарю? Дать еще крови?

Талия покачала головой, обняла подбежавшую младшую внучку – ту самую, что привела к ней Василина по обнажившемуся дну моря.

– Послушай меня: старые духи капризны и неподвластны управлению, дорогая. Они непостижимы: слишком могущественны и при этом зависимы от нашей крови; древни, как первопредки, но развитием не разумнее маленьких детей. Думаю, сначала тебе нужно набраться сил. Пусть аура твоя запылает во всю мощь. Подчини огонь, королева. Не бойся его. Ты же не боишься своего отражения? А станешь сильнее – и снова начнешь чувствовать и свою землю, и голос стихийного духа. Мне жаль, что я не могу помочь тебе закрыть провалы, – там недостаточно воды, чтобы переход захлебнулся. Это остается твоей задачей, Василина. Но осторожнее, – Талия посмотрела на бушующее море. – Когда ты переступишь эту черту и земля начнет чувствовать тебя, будь уверена, что ты достаточно владеешь собой, чтобы не вызвать вспышкой эмоций извержение вулкана или землетрясение.

Маленькая Нита что-то лепетала, дергая бабушку за край хитона, и Иппоталия задумчиво посмотрела на нее.

– А ведь тебе не у меня нужно спрашивать совета, – сказала она. – Я в сложных ситуациях обращаюсь к Великой Матери, и если она может помочь, то помогает. А если не может – это бывает чаще, – все равно всегда откликается, говорит, что решение за мной, и хотя бы дает свое благословение.

Василина смутилась.

– Мне праотец не откликается, – очень тихо сказала она, опустив глаза. – Не отвечает на молитвы и просьбы.

Внучка царицы стала настойчивей, полезла Иппоталии на руки; та строго сказала на серенитском: «Нужно подождать, пока я договорю», – но малышка не слушала, цепляясь за Талию и что-то настойчиво вереща. Затихла, только устроившись у нее на коленях, прижавшись к бабушкиной груди и рассматривая Василину блестящими серыми глазами.

– Что же, – с удивлением и сочувствием проговорила царица и погладила внучку по голове. – Если родители не откликаются, детям только и остается, что не просить, а требовать внимания.

Василина, вернувшись во дворец, аккуратно уложила прикорнувшую на руках Мартинку в кровать, тихо вышла из детской спальни в коридор. Мариан как раз закрывал дверь игровой – он сдал мальчишек под присмотр няне.

Впереди были вечернее военное совещание, встреча с премьером Минкеном, обсуждение заявления пресс-службы: нужно было сообщить народу, что ее величество проснулась, и при этом как-то объяснить, почему она не способна закрыть оставшиеся порталы. Да и оповестить сестер, что Василина пришла в себя, нужно было обязательно. Но королева, шагая рядом с Марианом в их покои, думала не об этом. Она, растревоженная словами Талии, размышляла о записях Седрика – тех самых, что нашли младшие сестры в шахматном столике. В них говорилось, что в тот самый зал, где принял он наказание за бесчестие от Красного праотца, в трудные моменты приходили Рудлоги, чтобы провести обряд, взять на себя обет и попросить о помощи. Что обеты эти снимали плату за помощь с бога и клали ее на плечи просящего. И что, даже если бог по какой-то причине не вмешивался, там, в огненном святилище, где лежит нетленное тело первопредка Иоанна, воздух и так пропитан благословением, а ответы легко приходят на ум. И что обязательно нужно приходить поклониться праотцу, показать сыновье смирение и почтение.

Сама она только раз ощутила касание божественной силы – на коронации. После Василина исправно, как полагается королеве и главе огненного дома, посещала по праздникам Храм Всех Богов, отстаивала службы, молилась, но никогда не чувствовала такого согревающего, блаженного отклика, как когда корона опустилась на ее голову. Скорее даже она ощущала, что от статуи Красного в Храме веет холодом. Тепло шло только от изваяния Матери-Богини, но так было всегда, с самого детства. Мать-Вода любит женщин, и каждая может получить ее благословение.

Заходила Василина недавно и в семейный храм – но и там она чувствовала себя неуютно, будто праотец был недоволен ее присутствием. А если совсем честно, то ей хотелось вжать голову в плечи и убежать, потому что становилось страшно.

А в прошлой жизни, до переворота… Ани говорила, что на малой коронации в семейном храме тело ее вспыхивало белым пламенем, было очень щекотно и тепло, и она чувствовала, что божественный прародитель рода доволен, и слышала его слова: «Благословляю» и «Сильна, дочь моя, сильна», похожие на гул мощного пламени. От нее тогда так фонило силой, что у сестер волосы наэлектризовывались и разряды пробегали по телу, а еще в первый же день после малой коронации у нее в руках за обедом расплавилась серебряная вилка. И мама рассмеялась и сказала, что в свое время она после такого же обряда расколола мраморную ванну, просто опустившись в воду. Вода ушла паром, а ванна от жара треснула.