Дебора А Вольф - Наследие Дракона [litres]

Маттейра расслабилась, сложила руки на груди и бросила обвиняющий взгляд на Курраана. Тот обнажил клыки в кошачьей усмешке и лег на землю между ними.

Скажи ей, чтобы почесала мне животик.

А ты обещаешь, что не выпустишь когти?

Нет.

Тогда не скажу.

Хафса бросила быстрый взгляд на книгу и только потом присмотрелась к ней повнимательнее: Путеводитель по травам Атуалона, их применению и легендам, том девятый. Повелительница снов перевернула тонкую красивую книгу. И ее руки задрожали без всякого притворства. Именно там, на последней странице обложки стоял оттиск с именем женщины, которая написала и проиллюстрировала эту книгу: Башаба. Хафса открыла том. Его корешок оказался плотным, страницы белыми и такими же хрустящими, как только что отполированные кости.

– Эти книги написала твоя мать. Ее почерк и художественный стиль ни с чем нельзя сравнить.

– Да, это так.

– Я думала, что в коллекции было всего шесть томов. Когда составили этот?

– Мама закончила работу к прошлому зимнему равноденствию, как раз к моим именинам.

Хафса Азейна опустилась на скамью. Казалось, что мир вокруг нее содрогнулся, точно она оказалась в Шеханнаме и Охотница затрубила в свой рог.

– Башаба жива?

– Да, жива и скрыта от мира. С тех пор как убили моего отца, ее держат в Салар Меррадже, пряча от атулфаха и используя как залог нашего с Матту послушания. Один раз в году мы обмениваемся письмами, но видеться мне с ней запрещено. – На последнем слове голос Маттейры дрогнул, и она замолчала.

– Я не знала об этом. – Хафса Азейна захлопнула ворота своего разума, чтобы Вивернус не почувствовал нарастающее внутри нее бешенство. – Мне сказали, что ее убили.

Маттейра присела на скамью рядом с повелительницей снов и взяла книгу из ее онемевших пальцев.

– Знаю. Это было одно из обещаний, которое нам пришлось дать – никогда никому не говорить о том, что мама жива. Если кто-нибудь об этом узнает, ее убьют.

– Вы были всего лишь детьми.

Из улыбки Маттейры исчезло тепло.

– Добро пожаловать в Атуалон.

Мысли Хафсы Азейны рассыпались, словно ворох паучат, и она безуспешно пыталась собрать их снова.

– Но что тебе от меня нужно на самом деле? Почему ты пришла ко мне именно сейчас? Почему после стольких лет молчания рискнула жизнью матери?

– Она устала находиться в заточении. И хочет обрести свободу.

– Едва ли я могу помочь твоей матери сбежать, учитывая то, что я и сама попала в клетку.

– Ты неверно меня поняла. – Маттейра спрятала книгу обратно в кожаный футляр. – Моя мать не хочет бежать. Она хочет вернуться в Атуалон… королевой.

– Это невозможно. Ее способности запечатаны.

– Если женщина чего-то хочет, возможно все. Моя мать полагает, что нашла способ разрушить печать. Она сможет вернуться в Атуалон и занять подобающее ей место в качестве Са Ату, управлять магией рука об руку с Ка Ату, как некогда мой отец. Возможно, со временем она родит еще одного ребенка, и он станет эховитом. Правящие семьи вновь объединятся под управлением двух великих властителей. Дракон будет мирно спать еще одно поколение. Я буду поддерживать свою мать. А ты… – Улыбка Маттейры стала шире, как у кошки, которая знает, что загнала жертву в ловушку. – А вы с дочерью сможете уехать.

У меня такое ощущение, будто я сыграла партию в «Змею и камень», – подумала Хафса Азейна, – и только потом узнала, что мои соперники все это время играли в «Двадцать лун». Но вслух она сказала следующее:

– Чего ты хочешь от меня?

– Мы с братом разослали гонцов – тайно, уверяю тебя, – старшинам тех семей, которые, по моему мнению, могут прислушаться к здравому смыслу. Несколько членов Первого Круга согласились встретиться с нами на нейтральной территории, в крепости семейства Мер. Стоит тебе всего лишь обратиться к ним вместе с нами, и мы, объединившись на пути к общей цели, сможем вместе прийти к Ка Ату и убедить его прислушаться к доводам рассудка.

– С таким же успехом мы могли бы прийти к Дракону Солнца Акари и убедить его не гореть так ярко. Вивернус никогда не согласится на это.

– Неужели? Если он нам откажет, у него останутся лишь растущая немощь и необученная девчонка. Если же согласится, получит истинную королеву и желанную помощь. Ты думаешь, что он отвергнет возможность удержать драконий трон ради новообретенной дочери?

– Все получат то, чего хотят, – задумчиво сказала Хафса Азейна. – Как часто в жизни случается подобное?

Там, где за дело берутся двуногие, никогда, – заметил Курраан. – Я видел, как вы играете в свои человеческие игры. И ни разу не видел, чтобы к концу игры среди ее участников остались одни охотники и не единой жертвы.

Я играла в игры опаснее, чем эта, с соперниками пострашнее. И никогда не была жертвой.

– Я встречусь с этими старшинами, – решила Хафса Азейна, – и выслушаю то, что они скажут.

Башаба была жива – Вивернус лгал ей, лгал все эти годы. Эта мысль острым шипом впилась в плоть повелительницы снов.

И тогда Хафсу посетила другая, не принадлежавшая ей мысль, соблазнительная и темная.

Если шип острый и зловещий, – произнес Белзалиль, – освободиться от него можно только при помощи зловещего ножа.

На пастбищах возле Атукоса Саския с другими свежеиспеченными джа’акари играла в аклаши.

Сулейма наблюдала за ними, сидя на балконе. Вместо овечьей головы был мяч. Мурия на своей маленькой серебристой кобылке сновала между стоявшими смирно игроками, размахивая локтями и ударяя по мячу, чтобы заработать очередное очко. Несмотря на всю свою прыткость, Мурия была на удивление неуклюжей наездницей. Она вцепилась в лошадь мертвой хваткой и правильно держала клюшку, но выглядела при этом, как взваленный на седло мешок, полный кошек. Саския перехватила мяч, и все снова сорвались с мест, бегая по пастбищу и вопя, как бинтши.

Сулейме было тяжело на это смотреть. Она хотела быть там, внизу со своими соплеменницами, смеяться и играть в аклаши под палящим солнцем. Девушка видела на дальнем пастбище Атеми – лошадь гарцевала на месте и ржала, высоко подняв голову и размахивая хвостом. Ей тоже хотелось играть. Сулейма хлопнула по бедру раскрытой ладонью. Она ненавидела слабость, которая удерживала ее в этом месте, непрекращающуюся лихорадку, мягкие подушки, подложенные под спину, и короткое платье, которое ее заставляли носить. Девушка откинулась на подушки и со вздохом закрыла глаза. Она понимала, что ведет себя, как ребенок, чувствовала себя несчастной и ничего не могла с собой поделать.

– Я – Джа’Акари, – пробормотала Сулейма. – Я – Джа’Акари.

Где-то в глубинах ее снов засмеялся Джинчуа.

– Ты – Джа’Акари, – согласился голос. – Так что перестань вести себя как ребенок.