Мари Бреннан - Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Путешествие на «Василиске» [litres]

Впрочем, пребывание на Кеонге и без того обещало затянуться. Для ремонта был нужен подходящий лес. Вот тут-то и подняли головы местные тапу: во-первых, нам было запрещено рубить деревья на землях, принадлежащих вождю, а во-вторых, деревья некоторых пород вообще запрещалось рубить в это время года. Все это очень напоминало сочетание земельного права с бережным отношением к природным ресурсам, однако Экинитос был просто вне себя от досады, а я – в той же мере рада поводу на день-другой убраться от него подальше.

Я пригласила Джейка пойти с нами, и ничуть не удивилась тому, что он предпочел остаться поближе к морю.

– Тут одни ребята собираются научить меня се-эгалу, – сообщил он, прыгая от восторга.

При виде этакого энтузиазма я невольно рассмеялась.

– А что означает это «се-эгалу» по-ширландски?

– У нас такого слова нет. Се-эгалу значит: берешь с собой в море доску, встаешь на нее и скользишь по волнам к берегу.

Подобное мы уже видели у берегов Оло-эа, незадолго до того, как шторм занес нас на Кеонгу, но этого названия я прежде не слышала (в наши дни ширландцы называют сей спорт «серфингом»). Не знала я в то время и того, что на Кеонге это считается развлечением аристократии, а упомянутые ребята были сыном и племянником местного вождя. Таким образом, приглашение присоединиться к ним являлось знаком немалого уважения к сыну – особенно если учесть, что его считали сыном Эбби, а не моим.

Что касается Сухайла, он был таким же целеустремленным, как и Джейк, и совершенно не интересовался тем, что находилось вне сферы его деятельности.

– Если там обнаружатся руины, сообщите о них мне, – сказал он. – Но, по-моему, это маловероятно. В этой части света дракониане не строились на вершинах гор: слишком велик риск извержений и землетрясений.

– Спасибо за напоминание, – сухо ответила я.

По сравнению с Алуко-о, считающимся самым юным из Кеонгских островов, вулкан Ома-апиа не отличался особой активностью, однако отнюдь не ленился время от времени плеваться газами из фумарол и даже струйками лавы. В пути нам следовало смотреть в оба.

Таким образом, в поход отправились только трое – я, Хили-и и Том, наконец-то восстановивший силы.

– Как же я рад снова выйти в поле! – сказал он.

С годами его ниддийский акцент почти исчез, но в тот момент вернулся во всей красе, как доказательство искренности его чувств.

Оставалось надеяться, что он действительно способен выдержать поход. Вершина находилась всего милях в пятнадцати в сторону центра острова, но очень уж грозно возвышалась над побережьем, а заросли на склонах скрывали под собою весьма коварный рельеф. По словам Хили-и, поход должен был занять самое меньшее дней пять или шесть.

Начало пути оказалось сущим удовольствием. На Кеонге обитает невероятное множество ярких тропических птиц, и я уже заказала местным птицеловам с десяток образцов разных видов, но самые роскошные из них предназначались только для вождей и короля. Среди обилия местных насекомых нет ни москитов, ни прочих зловредных кровососов, а ядовитые змеи здесь вовсе неизвестны. В сравнении с Зеленым Адом Мулина Кеонга воистину казалась Садами Рая.

Но вскоре подъем сделался круче, и я начала задыхаться. После подводных злоключений я чувствовала себя так, словно оправляюсь от простуды. Я то и дело кашляла, привлекая к себе встревоженные взгляды Тома, и очень обрадовалась, когда Хили-и остановилась и обернулась к нам.

– Совсем забыла спросить, – сказала она. – Места, где темно и тесно, тебя не тревожат?

Вопрос был адресован Тому: днем раньше я на глазах Хили-и спокойно вползла в тесный стальной колокол, позволив Сухайлу закрыть за собой люк, и мой ответ был ей известен. Во взгляде Тома отразилось недоумение, и он отрицательно покачал головой. Хили-и широко улыбнулась.

– Хорошо. Тогда идите за мной.

Мы с Томом озадаченно переглянулись, но повиновались. Хили-и свернула с тропы и вывела нас на поляну, которую явно поддерживали в порядке – словно желая, чтобы она выглядела естественно, но при этом не слишком зарастала. Пройдя через поляну, мы оказались у входа в пещеру.

Выше, рассказывая о том, как вождь укрывался от шторма, я упоминала о лавовых трубках. Сии вулканические образования возникают во время извержений, при неравномерном остывании текущей со склона лавы. Верхний слой лавового потока остывает быстрее и затвердевает, образуя нечто вроде коридора. Внутри этого коридора расплавленный камень сохраняет жар дольше и посему продолжает течь, словно подземная река. Рано или поздно поток иссякает, и под застывшим камнем остается пустота, как в трубке – порой не одну милю в длину.

Подобными трубками Кеонга пронизана вдоль и поперек. Время от времени в их сводах образуются провалы, значительно затрудняющие и без того нелегкий путь по лесу, однако эта оказалась абсолютно целой, если не принимать в расчет отверстий, целенаправленно проделанных островитянами в потолке для циркуляции воздуха.

По словам Хили-и, сюда-то нам и было нужно. Нет, трубка не доходила до самой вершины, а обрывалась невдалеке от нее, близ ныне закрывшейся фумаролы, из коей некогда вытек образовавший трубку поток лавы, однако позволяла миновать самые трудные участки склона. Помимо сего практического соображения, именно этим путем на Ома-апиа поднимались для совершения церемоний вождь и жрецы, а это значило, что лучшего во всех отношениях пути не найти.

Войдя внутрь, я словно очутилась в ином мире – в мире какого-то древнего мифа. Впереди лежал длинный темный коридор. Свет проникал внутрь лишь сквозь немногочисленные вентиляционные отверстия, сквозь них же свисали вниз плети цветущих лиан. Там и сям потолок украшали гирлянды тонких сталактитов, под которые приходилось осторожно подныривать по пути. Множество терпеливых рук украсили стены резьбой – милями изображений, нередко различимых только при свете факела, поднесенного поближе.

– Нужно показать это Сухайлу, – пробормотала я.

Том согласно кивнул. По всей вероятности, эти изображения не являлись драконианскими, однако не пробудить в ахиате исследовательских инстинктов определенно не могли.

Подъем – даже этим путем – был нелегок. Местами коридор становился так крут, что ноги соскальзывали с гладкого камня. После яркого света и несмолкающего шума верхнего мира темнота и тишина угнетали, переполняя душу мертвящей тоской. В скором времени я обнаружила, что мне не хватает рокота волн и нестихающего ветра. Легко можно было поверить, будто мы совершенно не движемся вперед, или что коридору нет конца, и мы обречены идти и идти сквозь тьму, останавливаясь лишь затем, чтобы зажечь угасший факел, пока не умрем от жажды: ни есть, ни пить в коридоре было нельзя.