Мари Бреннан - Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Путешествие на «Василиске» [litres]

В воду мы рухнули вместе – и змей, и его всадники, и летучая машина. Приблизившись и полагая, что нанести ответный удар нам нечем, йеланцы опустились слишком низко. Вдобавок на подобную глупость до меня не отваживался никто: кеонгские всадники прекрасно знают, что ноздри змея весьма нежны и хвататься за них – верный способ взбесить животное до полной неуправляемости. Мало этого: из моего безрассудства не вышло бы никакого проку, не окажись мы на самом краю битвы, в водах настолько спокойных, что экипаж целигера счел безопасным снизиться, дабы стрелять наверняка.

Однако они снизились, а я оказалась слишком невежественной, чтоб понимать, сколь неразумно хватать морского змея за нос. Так, благодаря неведению, мне и удалось вывести целигер из строя.

В последующие месяцы и годы я видела множество гравюр с изображениями данной сцены – некоторые из них в ходу и по сей день. Все они изображают меня гордо выпрямившейся на голове змея – ноги непоколебимо упираются в чешую, волосы величаво развеваются по ветру (благополучно игнорируя тот факт, что на данный момент не успели отрасти и до десяти сантиметров) – и нередко в платье (по-видимому, оттого, что юбки развеваются по ветру куда внушительнее, чем брюки). Ни одного изображения, где я болталась бы в воздухе, что есть сил вцепившись в змеиную ноздрю, в природе не существует. Но, как бы ни прозаична была реальность моего деяния, позднее оно обросло таким множеством вымыслов, что широтой его известности я ничуть не удивлена. Все это видели экипажи ширландских кораблей; все это видели йеланцы; все это видели островитяне… хвала небесам, этого не видел мой сын: довольно с меня и того, что было, когда он услышал рассказы о подвиге матери. Однако сей поступок действительно принес мне немало доброй славы – и, по мнению многих, положил конец Баталии при Кеонге.

Возвращение на Кеонгу – Храм – Изгнание – Пхетайонг – Читаю почту – Письмо, полученное Сухайлом – Жизнь в Ширландии – Новое хобби – Гипсовый слепок

Реальность, повторюсь, была далеко не так эффектна. После падения целигера бой продолжался. Йеланцы не желали уступать еще довольно долго и сдались лишь после того, как для адмирала Лонгстида сделалось очевидно, что он может завоевать некую толику расположения обеих сторон, вмешавшись и прекратив кровопролитие, в противном случае обещавшее не на шутку затянуться. В конце концов Ширландия предстала перед обеими сторонами в роли миротворца, вначале прибегнув к военной силе, а затем, с появлением принцессы, и к дипломатии.

Вся сия процедура оказалась сущим чудом умолчания: я даже ныне не смогла бы сказать, как это удалось устроить. Заявлять вслух, где на самом деле пребывала Ее Высочество, никому не хотелось: слишком уж много вокруг собралось нежеланных свидетелей – от некоторых йеланских моряков и экипажа «Василиска» до невероятного множества островитян (как местных, так и явившихся с военным флотом с иных островов), не знавших, что принцесса находилась на Лаане. Признание правды поставило бы в крайне неловкое положение всех без исключения. Посему все до единого предпочли сделать вид, будто принцесса прибыла с ширландской эскадрой, будто мы с Сухайлом никуда не улетали на похищенном целигере, а к месту баталии верхом на морском змее я явилась прямиком с берегов Лааны, где отдыхала и набиралась сил после первого, вчерашнего опыта. Без слухов, конечно же, не обошлось – как, впрочем, и всегда, – но до сего момента широкая публика даже не подозревала, что некогда Ее Величеству довелось побывать в положении политической заложницы в самом дальнем уголке Немирного моря (не имея на то личного королевского позволения, я не раскрыла бы сей тайны и теперь).

Однако все это произошло позже. Ну, а сразу после моего подвига мы с Сухайлом забарахтались в воде, спеша убраться от сбитого целигера как можно дальше. Морской змей, решивший, что во всех его страданиях виновато воздушное судно, принялся крушить его со всем возможным старанием. Йеланский экипаж устремился следом за нами; один из солдат, очевидно, вознамерился броситься на нас, как морской змей на целигер, но, к счастью, ему помешало прибытие спасательной шлюпки. Как выяснилось, мой прыжок за борт заметили с «Бойна», одного из двух остальных кораблей маленького флота адмирала Лонгстида, и, не зная, что происходит, отправили к нам помощь.

Матросы втащили нас в шлюпку, а затем занялись йеланцами, рассудившими, что ширландский плен предпочтительнее дальнейшего пребывания в воде невдалеке от разъяренного морского змея, каковой в любую минуту может отправиться на поиски новой добычи. Несмотря на всю прочность драконьей кости, над целигером он поработал от души. Правда, драконья кость устояла под натиском его клыков, но канаты и проволочные стяжки – нет, и в результате окрестные волны являли собою весьма обширную и пеструю остеологическую экспозицию.

По завершении баталии мы в сопровождении дюжины боевых каноэ прибыли на берег Кеонги. Здесь адмирала Лонгстида приветствовал вождь, но я почти не видела их встречи: протолкавшаяся ко мне сквозь толпу Лилуакаме (первое дружеское лицо с момента возвращения!) поманила меня за собой.

– Куда мы? – спросила я, охваченная внезапным страхом.

Отчего моя жена здесь, но с нею нет ни моих спутников, ни сына, если только с ними не случилось чего-то ужасного?

– В храм, – ответила Лилуакаме. – Поспеши.

Храм находился на той самой площадке, что бросилась мне в глаза сразу же по прибытии на Кеонгу – на высоком мысу, отделявшем бухту, где стоял «Василиск», от места проживания вождя. Здесь оказалось несколько матросов, присматривавших за пушками, вытащенными на мыс перед боем по приказу Экинитоса, но я не обменялась с ними ни словом. Заверив меня, что с остальными все благополучно, от дальнейших разговоров Лилуакаме отказалась. За время нашего недолгого сожительства я еще ни разу не видела ее такой: сосредоточенная, целеустремленная, она вела меня за руку, словно ребенка, коему сейчас некогда что-либо объяснять. Усталая, совершенно сбитая с толку, я была только рада следовать за ней.

Сам храм, по ширландским меркам довольно скромный, являл собой впечатляющий образец строительного искусства для островитян. Состоял он из ряда мощенных камнем площадок и невысоких стен, сложенных без единой капли известкового раствора. Стены ограждали целую систему помещений, причем вход во внутренние был ограничен тапу куда более, чем во внешние, и всякой церемонии, в соответствии с ее характером, было отведено особое место. В самую крайнюю из внешних загородок и втащила меня Лилуакаме: по-видимому, впускать меня хоть на шаг далее внутрь возможным не сочли. Здесь нас ждала Хили-и.