Виктория Шваб - Сотворение света [litres]

День, конечно, был холодный, но этот холод шел откуда-то еще, и едва Келл успел понять, что это – эхо чужих ощущений, как пришла боль. Не тупой удар, а острая и яростная боль, словно от острых ножей.

«Нет, только не это! Неужели опять?»

Боль пронзила ногу, потом плечо, потом – ребра: ужасная атака по всем нервным окончаниям.

Келл тяжело задышал, хватаясь за борт шлюпки.

– Келл?

Голос Лайлы звучал словно издалека, биение крови в ушах заглушало его.

Он знал, что его брат не умрет, не может умереть – но это не отменяло страха, животной паники, бившейся в крови, отчаянного зова на помощь. Келл ждал, когда боль пройдет – до сих пор она всегда проходила, становясь слабее с каждым ударом сердца, как постепенно уменьшаются круги от брошенного в воду камня.

Но боль не отступала.

С каждым вдохом приходил новый приступ, новая трещина.

Перед лицом Келла появились ладони Лайлы.

– Позволь, я попробую тебя исцелить.

– Нет, – выдавил Келл, хватая ртом воздух. – Это не… Его тело не…

Мысли ускользали, сознание уплывало.

– Он жив? – спросил Холланд.

– Конечно, жив, – оскалился Келл.

– Но эта жизнь не принадлежит ему, – спокойно подхватил Холланд. – Его тело – просто оболочка. Сосуд для твоей силы.

– Прекрати.

– Ты обрезал нити своей магии и создал себе марионетку.

Волна за бортом поднялась – одновременно с гневом Келла.

– Прекрати! – воскликнула Лайла. – Прекрати, пока он нас всех не потопил.

Но Келл расслышал в ее голосе вопрос – тот же, что сам задавал себе месяцами.

Может ли что-то называться действительно живым только по той причине, что его нельзя убить?

Неделю спустя после того, как Келлу пришлось привязать жизнь брата к своей, он проснулся от сильной боли, прорезавшей его ладонь. Рука словно горела. Он изумленно посмотрел на пылавшую от боли руку, уверенный, что увидит на ней ожог, но там не было никакого следа. Взамен он обнаружил своего брата, сидевшего в своих покоях за низким столиком, со свечой в руке – и ладонью другой руки над языком пламени. Глаза его были опустошенными, как будто и не его руку лизал огонь. Келл схватил Рая за запястье, отдернул его ладонь от свечи и прижал к красной воспаленной коже мокрую ткань. Брат медленно приходил в себя.

– Извини, – повторил он привычное слово. – Мне просто нужно было… понять.

– Что понять? – рявкнул Келл, и глаза его брата снова подернулись поволокой.

– Понять, что я… настоящий.

А теперь Келл осел на дно плоскодонной лодчонки, с трудом переживая эхо боли своего брата. Яростной, непрекращающейся боли. Это ощущалось не как небольшое увечье, нанесенное самому себе, не как огонь свечи на коже или вырезанные на собственной руке буквы. Эта боль была глубже, проникала до дна, как вошедший в грудь кинжал… только хуже, потому что исходила сразу с нескольких сторон.

К горлу Келла подступила желчь. Он подумал, что сейчас его вырвет.

Он попробовал убедить себя, что боль страшна только потому, что сигнализирует о чем-то подступающем – опасности, болезни, смерти – а без угрозы смерти она ничто…

В глазах его помутилось.

– Просто еще одно неприятное ощущение…

Мышцы его кричали от боли.

… еще одни оковы…

Келл забился в судорогах и отдаленно осознал, что Лайла обхватила его руками, тонкими, но сильными, и тепло ее худенького тела было как огонек свечи в непроглядной тьме. Она, кажется, что-то говорила, но он не мог разобрать слов. Голос Холланда то и дело врывался в его сознание, но тоже был неразборчив, слова воспринимались как выплески невнятных звуков.

Боль постепенно утихала – не становилась слабее, просто переходила в какой-то постоянный фон, ужасный, но хотя бы стабильный. Келл попытался собраться с мыслями, сфокусировал зрение – и увидел стремительно приближавшийся берег. Не порт Тейнек – просто полосу песка и камней. Неважно. Это земля.

– Скорее, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы, и Холланд бросил на него мрачный взгляд.

– Если я разгоню эту лодчонку еще сильнее, она просто загорится раньше, чем мы доберемся хотя бы до тех скал.

Однако при этом Келл заметил, что пальцы мага побелели от импульса силы, и лодка еще чуть быстрее начала разрезать воду.

Только что берег казался невнятной пеленой где-то впереди, и вот они уже едва не врезались в него.

Холланд встал в лодке, и Келл попытался приподняться, хотя все его тело кричало от боли. Но разум уже достаточно прояснился.

Талисман был зажат у него в руке – вышитый кусочек шелка с буквами «КМ», который дала ему королева. Свежая кровь испачкала рукав плаща, когда шлюпка подошла опасно близко к скалистому берегу. Когда путники приблизились к побережью, чтобы оставить лодку, их плащи пропитались водой и заледенели.

Холланд первым шагнул через низкий борт и устремился к берегу, оскальзываясь на острых камнях.

Келл хотел последовать за ним, но споткнулся. Он бы упал лицом в прибой, но Холланд успел подхватить его за запястье и вытащить на берег. Келл оглядывался, ища Лайлу, но она была уже тут, рядом с ним. Ее рука лежала в его руке, а ладонь Холланда – у него на плече. Келл прижал клочок шелка к прибрежному камню и прошептал заклинание, призванное вернуть их домой.

Ледяной туман и каменистое побережье растаяли перед их глазами, их сменили гладкие мраморные стены Розового зала, его высокие своды – и пустующие троны.

Рая нигде не было видно. Не было ни короля, ни королевы. Келл повернулся и увидел высокий каменный постамент посреди зала.

Он замер, словно заледенев. У него за спиной Лайла коротко и тихо вскрикнула.

Келлу потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что кто лежит на постаменте. Осознать, что это мертвые тела – и чьи именно тела.

Два тела, лежавшие бок о бок, каждое – обернуто пурпурной тканью, у каждой фигуры на голове – золотая корона.

Эмира Мареш, с бело-золотой розой у сердца.

Максим Мареш, с лепестками розы, рассыпанными по его широкой груди.

Холод пробрал Келла до самых костей.

Король и королева были мертвы.

Алукард Эмери не меньше сотни раз представлял себе свою смерть.

Это была нездоровая привычка, но три года на море предоставили ему достаточно времени, чтобы думать, пить и мечтать. Большей частью эти мечты включали в себя Рая, но когда ночь становилась длиннее, а бутылки пустели, фантазии Алукарда становились все более мрачными. Запястья начинало жечь, разум затуманивался, и приходили мысли о смерти. Когда он умрет? Как именно это будет?

Иногда смерть получалась красивой, иногда – отвратительной. Смерть в бою. Смерть от случайного клинка в уличной драке. Казнь. Плен и требование выкупа – а выкупа не заплатили. Можно еще захлебнуться собственной кровью, или просто утонуть в море. Бесконечное множество вариантов.