Дэйв Хатчинсон - Осень Европы [litres]

В окна лился свет фонарей пятью этажами ниже, слабо проступала комната, заставленная от пола до потолка картотеками. В середине были стол и стул. В углу – подставка, чтобы добираться до верхних ящиков. В уголке каждого ящика горели крошечные цифры – тайники внутри хранили электронные замки с комбинациями цифр. Угадывать не было смысла. Руди открыл дверь, попятился в коридор, снова закрыл, перешел к следующей.

Внутри – новые стул и стол, а на столе – компьютерный монитор, на экранной заставке – двое котят, играющих с картонной втулкой от рулона кухонной бумаги. Руди долго стоял спиной к двери, глядя на играющих котят.

Ему пришло в голову, что лишь на первый взгляд он уже неделями просто просиживал штаны, а на самом деле вел сложный диалог с мистером Селфом. А через мистера Селфа – с людьми, которые на самом деле управляли «Смитсоновскими палатами». Он спросил себя, сколько уже здесь стоит этот компьютерный монитор с умилительной заставкой в ожидании, когда он взломает дверь. Это была такая прозрачная и очевидная приманка, что, казалось, ничего особенного не случится, если он подойдет к столу, сядет и смахнет жестом котят.

Компьютерное меню было до смешного коротким. Только операционная система и три файла-таблички. В первом – список названий и длинных чисел. Банки и коды доступа к счетам. Второй заполняли случайные на вид пятизначные группы цифр, очевидно, зашифрованные. Третий – смесь зашифрованных групп и наборов символов в клере. Список платежей?

Руди посмотрел на экран. «Смитсоновские палаты» были черным банком, источником средств для тайных операций, от которого можно отречься в критическом случае. Хочешь внедриться в профсоюз, а для операции нужны наличные? Зайди в «Смитсоновские палаты» и больше не беспокойся ни о чем. Нужно уладить вопрос с кончиной (политической, религиозной или физической) проблемного имама? «Смитсоновские палаты» выделят нужные деньги.

В этом, конечно, не было ничего из ряда вон выходящего. Разведка – настоящий мир разведки, а не то, о чем отчитываются политикам, – работает с черными деньгами, подозрительными фондами, финансами, безостановочно перетекающими с континента на континент на случай, если кто-нибудь на них наткнется. По-настоящему интригующим аспектом было то, что ему позволили открыть этот факт, после чего не уволокли обратно в комнату. Вот он вполне удобно устроился, может распоряжаться четырнадцатью с половиной миллионами швейцарских франков – как всегда, самая надежная валюта Европы – буквально по мановению руки. Он обнаружил, что с грустью осознает: это не похоже на деятельность национальной разведывательной службы.

С другой стороны, подумал он, возможно – только возможно, – это деятельность национальной разведывательной службы, столкнувшейся с такой причудливой и из ряда вон выходящей ситуацией, что на нее возможен только причудливый и из ряда вон выходящий ответ.

Он долго сидел и смотрел на страницы с цифрами. Куда дольше, чем, строго говоря, стоило бы. Это был такой очевидный прием, что казался почти комичным, но он открывал бездну возможностей. Руди терзала не столько нерешительность, сколько попытки продумать все возможные последствия.

Наконец он покопался в карманах и нашел брошюру, которую вчера сунул ему в руку кришнаит на Лейстерской площади. Посидел еще мгновение с ручкой в одной руке и брошюрой в другой, потом начал копировать список банковских кодов.

Следующие несколько дней прошли довольно приятно. Руди казалось, он ощущал в Палатах какое-то облегчение. Мистера Селфа было почти не видно. Миссис Габриэль даже несколько раз улыбнулась ему. Он чувствовал, что они знают, что он сделал, и что они знали, что он знает, что они знают. Он еще не понял, какой оборот приняла игра, но он словно заключил с этими людьми и теми, кто их контролирует, какое-то негласное соглашение, и они остались довольны.

Он продолжал прогулки, засунув в носок сложенную брошюру кришнаитов. Не тратил времени, но набирал обороты.

Одним бодрым весенним утром он вышел из Палат без единой мысли в голове и прошелся по Стрэнду в Ковент-Гарден.

Как обычно, там было множество туристов и служащих во время обеденного перерыва. Руди побродил среди них, сунув руки в карманы, небрежно оценивая местность, наслаждаясь шумом и гамом обычных людей.

Когда он пересек Пьяццу у Королевской оперы, то оказался позади двух молодых женщин – офисных работниц, судя по одежде, – что шли бок о бок, погруженные в беседу. У одной женщины была кожаная наплечная сумка, опрометчиво оставленная открытой, и из нее торчало что-то, очень напоминающее верхнюю половину кошелька.

Руди сделал шаг шире и, проходя мимо женщины, наблюдал, как его правая рука вытянула кошелек из сумки. Он подумал о мистере Бауэре, миссис Габриэль, мистере Селфе и их невидимых начальниках и так же естественно отстранился от женщин, неторопливо зашагав под углом.

Только на Кембридж-серкус он решил взглянуть одним глазком на кошелек и тут же осознал свою ошибку. Кошелек был покрыт тысячью крошечных пластиковых волосков, напоминавших твердую липучку, и, как только Руди взял его в руку, волоски распробовали его ДНК, не узнали его, и кошелек зарядился.

В плане охранных мер это было дешевое решение, из тех, что покупают на рынке. Оно бы сработало только на рискового воришку – волоски легко можно было обмануть, надев перчатки. Но Руди не подумал надеть перчатки, и если теперь он попробует заглянуть в кошелек, то сдетонирует капсула с краской, и он будет гулять по центру Лондона с лицом флуоресцентно-зеленого цвета. Не сбавляя шаг, он опустил кошелек в урну и пошел дальше.

Теперь останавливаться было нельзя. Он в городе с самым большим количеством способов слежения в стране, обладающей самым большим количеством способов слежения во всей Европе, так что, несомненно, кража кошелька где-то уже записана.

Но у него имелось небольшое преимущество. Он знал правду о слежении. С рассветом GWOT народы Запада – не считая Соединенных Штатов Америки, где либертарианцы носили ружья и применяли их при встрече с камерами для выражения своей свободы, – решили создать параноическое государство, где каждый шаг каждого гражданина записывается, классифицируется и снимается – если тебе нечего скрывать, то не о чем и беспокоиться, так что иди на хрен.

Повлияло ли это как-то на GWOT или нет, было вопросом спорным, но один момент в параноическом государстве обычно недооценивают. Слежение – очень трудоемкое предприятие.

Попросту не хватало людей, чтобы следить за всеми камерами. Они висели на каждом магазине, на каждом автобусе, в поезде, театре и общественном туалете, на каждой улице, переулке и закоулке. Компьютеры с распознаванием лиц, походок и языка тел могли решить часть проблем, но их было относительно легко обмануть и дорого закупать, а времена уже несколько десятилетий назад настали тяжелые. Дешевле посадить за мониторы людей. Но ни в одной стране на Земле не было настолько мощной службы безопасности, настолько мощных полицейских сил, чтобы следить за всеми трансляциями в прямом эфире. И их отдавали на аутсорсинг. Частные охранные фирмы вовсю демпинговали. В больших магазинах были собственные службы безопасности, но их интересовали только те люди, что входят и выходят из магазина, а не прохожие на улицах. Так что вместо единого всевидящего ока якобы всеохватная карта наблюдения Лондона на самом деле была лоскутным одеялом из районов и юрисдикций, и, хотя по закону записи должны быть доступны для сил закона и порядка, во многих диспетчерских на самом деле сидели скучающие иммигранты с плохой зарплатой, плохой подготовкой и отсутствием мотивации.