Дэйв Хатчинсон - Осень Европы [litres]

Женщина, чей кошелек он украл – и которая была теперь больше чем в полумиле от него, – скоро заметит пропажу, если уже не заметила. А потом… что ж, остается только гадать. Либо пожмет плечами и забудет, ведь с этим приходится мириться, если живешь в Лондоне, – ее карточки заблокируют, а наличных у нее с собой было немного, если вообще были, – либо обратится в полицию. Здесь это означает – если она не подойдет к патрульному бобби и не сообщит о краже на улице – посещение «Вест-энд-Централ» на Чаринг-Кросс. Кому-то придется принять заявление, заявление обработают, назначат следователей. Руди думал, что даже если кто-то в «Вест-энд-Централ» отнесется к краже кошелька хоть сколько-нибудь серьезно – а теоретически он должен был это предполагать, – то у него оставался час от момента кражи до того момента, когда проверят камеры в том месте, где она произошла. После этого его лицо будет размещено на досках объявлений, его параметры попадут в сеть, и было слишком рискованно считать, что те, кто похитил его из Палмсе, не следят за этим.

Итак. Час. Вообще-то уже не больше сорока пяти минут. Руди неторопливо плыл с толпой до Оксфорд-стрит, паникуя внутри.

Когда оставалось тридцать минут, Руди нырнул в паб. Внутри было темно, единственное освещение – от игровых столов и впечатляющей стойки. Еще паб был под завязку забит обедающими. Очевидно, здесь не хватало персонала, чтобы вовремя убирать столы, и он ради маскировки подхватил брошенные полкружки пива и просочился через толпу.

Еще через десять минут он целиком обошел паб. За столом в дальнем углу сидела небольшая компания молодых бизнесменов, слегка пьяная и слегка шумная, с пиджаками на спинках стульев, ослабленными галстуками и закатанными рукавами. Руди задержался за соседним столом ровно настолько, чтобы сунуть руку в карман пиджака и достать телефон, затем пробрался через толпу, пока не оказался у двери.

Здесь была загвоздка: телефон оказался новенькой «Нокией», а в число ее мер безопасности входил маячок, который владелец носил на одежде. Если телефон удалится от маячка больше чем на двадцать метров, то магнитоэлектронная память SIM-карты расплавится и устройство станет бесполезным. Руди вызвал браузер телефона, как можно незаметнее извлек брошюру из носка и начал вводить последовательности цифр.

Пять минут спустя, оставив телефон под стулом, он уже был на улице, снова на ходу, окончательно миновав точку невозврата. Одна из последовательностей связала его с защищенным анонимайзером. Другая – с банком на Каймановых островах. Третья привела к счету, где он в последние месяцы хранил собственные сбережения, подчиняясь зудящей паранойе. Еще одна создала в банке новый счет. А остальные перевели на этот новый счет все содержимое черного банка «Смитсоновских палат». По всему Кингс-Бенч-уок и где-то еще сейчас вовсю звенит тревога.

Перед тем как покинуть паб, он погуглил ближайший магазин телефонов. Это оказался магазин, торговавший прессой, через пять дверей дальше по улице. Он вошел, назвал продавцу код покупки, которую сделал с украденного телефона в пабе, и тот выдал пачку из десяти одноразовых телефонов, за каждый из которых уже была внесена предоплата пятьсот фунтов.

Первым телефоном он воспользовался в дешевом магазине одежды по соседству. Джинсы, футболка, новые кроссовки, флисовая кофта с молнией, невзрачная темно-синяя куртка из парусины. Некоторое время колебался купить или не купить шляпу, уже вступая в игры разума с теми, кто будет его искать. Одно из первых правил Фабио, как уходить от наблюдения, – изменить внешность, но для того, чтобы скрыть лицо, чаще всего покупают шляпу. Зная об этом, ищейки будут обращать особое внимание на людей в шляпах. Сейчас ему нужна была новая внешность, только чтобы незаметно покинуть магазин, а не чтобы привлекать внимание. С другой стороны, те, кто будет его искать, знают, что он обучен этим приемам, а следовательно, шляпу ожидать они не будут. С третьей стороны, они знают и об этом и будут искать того, кто выходит из магазина в шляпе… А, к черту. На фиг шляпу. Он докинул к покупке нижнее белье и носки, купил брезентовую наплечную сумку, провел телефоном у кассы, чтобы расплатиться, и в примерочной кабинке магазина переоделся в новую одежду.

Вернувшись на Оксфорд-стрит, он прошел несколько сотен метров и свернул на боковую улицу, потом на другую и еще на одну. На углу следующей улицы попался туристический магазин. Он зашел, купил крепкие ботинки для походов, еще одну кофту и тяжелую водонепроницаемую куртку. Переоделся в них прямо в магазине, предыдущие покупки сунул в наплечную сумку и спустя десять минут снова был на улице.

Никаких такси – их слишком легко остановить: двери блокируются центральным замком. То же самое с автобусами.

И тут ему в голову пришла одна мысль, и он замер на улице как вкопанный. Думал он долго. Так долго, что пришлось повернуться и уставиться в витрину ближайшего магазина, чтобы не привлекать внимания. На самом деле это был не магазин, а витрина фирмы графического дизайна, и он обнаружил, что играет в гляделки с весьма озадаченной секретаршей. На задворках разума возникло желание постоять и посмотреть, когда секретарша наконец испугается незнакомца, который пялится на нее с улицы, и вызовет полицию.

Он огляделся. Никто не казался особенно подозрительным. По крайней мере, не больше среднестатистического лондонца. Никаких признаков, что кто-то рядом не такой безобидный, каким пытается казаться. Никаких намеков, что вроде бы незнакомые между собой прохожие на самом деле действуют сообща. Он почувствовал, как с плеч потихоньку сползает гора. Сказать по правде, думая о том, что сейчас произошло, он чувствовал легкое возбуждение. Ему предстоял последний, необратимый шаг в неизвестное, акт веры в собственную правоту.

Он сделал глубокий вдох и остановился на краю тротуара.

Поймал такси и скрылся.

Похоже, албанцы снизу отправились на очередную воровскую экспедицию по магазинам, потому что, когда Курьер вернулся домой, мебель сотрясал отдающийся в животе грохот соседской шри-ланкийской краш-группы.

Остальные жильцы звали албанцев цыганами, но Курьер, который провел какое-то время среди европейских ромов, разбирался лучше. Люди внизу были наследниками Энвера Ходжа, наследниками катастрофически рухнувших финансовых пирамид. Их родители и прародители пересекли Адриатику на рыбацких лодках, так нагруженных жалким скарбом, что волны переливались за планширь; они избежали итальянских перехватчиков береговой охраны, высадились глухой ночью в дешевых кожанках и фальшивых «левайсах» и «рибоках» и рассеялись по деревням в поисках лучшей доли.