Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы. Судьба на плечах [СИ]

«Нет! – закатываются в истерике истины. – Вас нет! Есть мы – единые, верные, писанные в предвечные времена, не знающие исключений… да ни для кого не знающие, а уж тем более – для дурных невидимок!»

«Да, – шепчет юная богиня, сжимающая нарцисс. – Но я есть. Прошло много лет. Он пытался, он много раз пытался… но я все еще здесь…»

«Нельзя!!! Нельзя совмещать то и это, нельзя гулять босиком по раскаленной нити между двух пропастей! Однажды свалишься! В божественный, властный холод, не знающий не просто любви – увлечений! В вечную скуку, не ведающую не просто дружбы – признательности и приятельства! Или вообще…»

Куда? Ну, куда? Я зря жду ответа истин, разглядывая закатные отблески ихора на пальцах. Истины подавились сами собой.

Наверное, рассмотрели за плечами двоих – тех самых, которых не может быть – другие, смутные фигуры.

Девочку с огоньком в ладонях. Зубастую тварь с извивающимся хвостом. А вон там кто-то пузатый.

Несокрушимые истины обиделись и ушли. Теперь шмыгают носом из дальнего далека и повторяют, что вот, никто же… не может же быть, чтобы Владыка – и…

Отражение в черных водах улыбается – улыбка усталая. Улыбка того, кто слишком долго гулял над двумя пропастями по нитке, а потом взял да и свалился.

Жаль, несокрушимые истины не останутся до конца. Чтобы увидеть в зеркале памяти того единственного, кто умудрился свалиться дважды.

В разные пропасти.

Двое, которых на самом деле быть не должно, тоже собираются уходить. Только посылают вопросительные взгляды: мы – точно есть? Битва закончена, и твое лезвие начинает идти по песку воспоминаний медленнее, и рядом больше ни жезла, ни шлема…

Точно, – киваю я. – Жезла и шлема нет. А вы есть. Вы были всегда и всегда будете. Не уходите, задержитесь еще. Сказки заканчиваться не любят, но я обещаю: у этой точно будет конец.

Я только не знаю в точности, каким он будет, но вы же задержитесь, чтобы услышать его со мной?

Пожалуйста. Мне очень нужно, чтобы вы слушали.

Потому что я никогда не рассказывал вам о своей клятве Стиксом, своем нелепом выборе, о костре, в котором сгорела сестра…

И о том, что Мойры бывают правыми не всегда.

Когда Эвклей доложил, что цепи, которыми сковали Таната, исчезли из кладовых, я только кивнул.

– Хорошо.

И хотя распорядитель явственно полагал, что ничего хорошего в пропаже нет, спорить он не посмел. Потопал по своим делам, бормоча под нос, что пора менять замки, а то скоро у меня дворец растащат.

Топал, правда, быстро. Понимал: я не зря который день сижу, рассматривая узоры на своем шлеме.

После того, как брат от души съездил мне по физиономии под Коринфом, на поверхности минуло семь дней, но тиканье в висках и сердце становилось все нетерпеливее, я опять начинал терять сон…

Кража произошла ко времени: пора было исправлять сделанную ошибку. Решать, какого цвета будет моя нить там, в сером доме на Олимпе.

« Что, невидимка , – устало подала голос Судьба, –не хочешь ждать, пока новая битва придет на порог? Нарываешься сам? »

– Владыки всегда нарываются. Разве нет? Бьют на опережение. Заговори с Зевсом, он может пояснить.

– Но ты не собираешься бить .

– А я – не Зевс и не Посейдон. Кроме того, я не знаю своего противника.

Судьба замолчала, только деликатно покашливала за плечом, пока я неспешно пристраивал хтоний на видном месте. Потом еще раздал поручения. Услал Гелло на западные окраины, Гипноса послал подальше без всяких причин. С Танатом пришлось повозиться, но и для него нашлось дело: «Это Арес, Убийца. Он вообразил, что ты должен ему за освобождение. Говорит, что смерть и война всегда должны идти вместе…».

Танат чуть сузил глаза, и я не стал воображать себе лицо Ареса, когда тот поймет, что заполучил себе такого спутника.

Все складывалось до отвращения хорошо.

Я нарывался как истинный Владыка: после короткого суда теней прогулялся на Поля Мук, поторчал положенное время возле Сизифа, потом завернул к Танталу, еще посмотрел, усердно ли грифы клюют Менетия и как горит Иксион. Под хорошее настроение похвалил усердствующих Кер.

Одна из Кер незамедлительно свалилась от удивления в котел с кипящей медью.

Потом я еще бродил по берегу Ахерона и наверняка попался на глаза большей части своего мира.

Когда и это не помогло – прихватил на кухне дворца медовых лепешек и двинул кормить Цербера.

Пес, учуяв мое приближение, приоткрыл глаза на правой голове. Зевнул левой пастью. Неодобрительно поглядел на плюхнувшуюся перед носом лепешку. Пошевелил лапой, потом на лепешку набросился и сожрал. Причем, посмотрел с недовольным видом. Поток теней не прекращался, и псина почти всегда была сыта, но нрав тифонова отродья не менялся: сколько ни дай – невкусно и мало.

Вторую лепешку Цербер принял в воздухе. Две пасти растерзали сладкое тесто на две равные части. Третья алая пасть обиженно клацнула челюстями.

Стонущие тени переставали стонать и торопились миновать зрелище, внушая самим себе, что ничего-то они не видели.

Правда, в подземном мире бывают не только тени.

– А отец своего орла в свободное время прикармливает, – наябедничал Гермес с высоты и с безопасного расстояния. – Сюсюкает, аж противно. «Только ты меня один и понимаешь…» А проклятая птица привыкла к печенке Прометея и от другой пищи клюв воротит.

Я швырнул еще одну лепешку, и Церберу пришлось подпрыгнуть, чтобы ее поймать. Между пастями завязалась короткая потасовка, вследствие чего лепешка была разорвана в клочья, а пасти недовольно вывалили языки.

– Смотрю и удивляюсь, – продолжил вестник, – у него лепешек от теней – вон, сотня лежит. Чего он за этими прыгает? Про запас?

Следующая лепешка улетела к вратам, Цербер заколебался – пристойно ли такое для солидного стража ворот, но потом все-таки понесся за добычей, распугивая попутно унылые тени.

Гермес засопел сверху. Хотел, видно, сказать, что я тоже нашел единственного, кто меня понимает.

Передумал.

– Новости? – спросил я, извлекая из сумки еще лепешку. Пальцы были липкими от меда, приходилось вытирать куском холстины.

– Самые утешительные. С Писой и ее царем все шито-крыто. Жениха казнили…

– Знаю. Были богатые жертвы.

– Про участие Посейдона никто не узнал. Кроме олимпийцев, конечно. А они уже и Зевсу растрепали… Пелопс собирается участвовать в гонках с Эномаем, сынка моего подкупить хочет. Полцарства обещает.

– Не отдаст, – пожал плечами я, посылая в воздух следующую лепешку. Она плюхнулась рядом с грудой приношений от теней. Цербер обнюхал на вид одинаковые кушанья, мою лепешку сжевал, а в сторону остальных гребнул лапой.