Мэри Пирсон - Сердце предательства [litres]

– Мы слишком далеко, они вас не слышат, – сказал Джорик. – К тому же все смотрят на нее.

Комизар помрачнел, внимательно вглядываясь в толпу, словно впервые всерьез оценив их количество.

– Да, – пробормотал он, сузив глаза, – наверное, так и есть.

Джорик попытался смягчить удар по самолюбию Комизара, прибавив, что и слов Лии отсюда не разобрать, слишком велико расстояние.

Однако я-то слышал Лию вполне отчетливо, ее голос далеко разносился по воздуху – и речь она вела совсем не о победах.

Боль я ощутила не сразу. Сперва краем глаза увидела каменные плиты, картинка расплывалась. Я поняла, что лежу на полу, прижимаясь щекой к камню, почувствовала кислый запах пролитого эля. Потом я услышала крик Комизара, который приказывал мне встать.

Было позднее утро, я завтракала в зале Санктума – завтрак получился поздним из-за последних утренних приготовлений. Со мною были Каланта и два стражника. Вдруг в южном коридоре раздались торопливые шаги, в зал ворвался Комизар и разразился бранью, требуя, чтобы все, кроме меня, убирались вон.

Я постаралась собраться и поднялась, хотя зал качался и пол уплывал из-под ног.

– Встать! Живее! – орал мой жених.

Я приподнялась было, и тут меня пронзила острая боль. Голова пульсировала и болела так, как будто ее расколол надвое гигантский кулак. Кое-как я сумела встать и, пошатнувшись, ухватилась за стол. Комизар улыбался. Он подошел, погладил щеку, по которой только что бил, и тут же нанес новый удар. На этот раз он не застал меня врасплох, я лишь покачнулась, но устояла на ногах, но в шее что-то хрустнуло и будто надломилось. Я расправила плечи и, чувствуя на щеке теплую струйку, повернулась к своему мучителю.

– И вам доброго утра, sher Комизар.

– Ты что же, вообразила, будто я ничего не узнаю?

Прекрасно понимая, о чем он говорит, я изобразила полное неведение.

– Я в точности указал тебе, о чем говорить, а ты снова принялась за свои байки о братьях и сестрах и просыпающихся драконах?

– Людям нравится слушать легенды о той, чье имя носит их страна. Они хотят слушать именно об этом, – ответила я недоуменно.

Комизар грубо дернул меня за руку и уставился гневно горящими глазами.

– Да мне плевать, что они хотят ! Мне важно, что они должны услышать! Мне важно, чтобы мои приказы исполнялись! И мне дела нет, даже если это сами боги из золотых кубков изливают на тебя свои словеса! Вся эта твоя околесица насчет слушанья без ушей и виденья без глаз – все это никому не нужно. Стражники мне пересказали каждое твое слово. Ты их изрядно повеселила – но никто из них не услышал ни единого слова про сражения и победу! Вот что важно, принцесса! Это – единственное , что сейчас имеет значение.

– Я молю о прощении и снисхождении, Комизар. Меня захлестнули чувства, до того я была растрогана добротой ваших подданных и их искренним желанием послушать легенду. Я непременно расскажу им вашу историю в следующий раз.

Он смотрел на меня исподлобья, грудь все еще тяжело вздымалась, но приступ гнева прошел. Он провел по моей скуле, стирая кровь, задумчиво поглядел на пальцы.

– Кадену скажешь, что упала с лестницы. Повтори.

– Я упала с лестницы.

– Вот так-то лучше, птичка моя, – он обтер окровавленный палец о мою нижнюю губу, затем наклонился и поцеловал меня. На языке у меня остался солоноватый вкус собственной крови.

Каланта и стражники отвели меня в мою комнату. По дороге никто из них не заговорил со мной, но у самой двери женщина остановилась и внимательно всмотрелась в мое лицо. Немного погодя ко мне постучала служанка с целым тазом теплой воды, в которой плавали травы. Девушка протянула мне какой-то мясистый, сочный корешок.

– Это для лица, – пояснила она, стыдливо потупившись, и поспешно убежала, так что я не успела спросить, кто ее прислал. Но я почти не сомневалась, что обо мне позаботилась Каланта. Уж слишком живо происшедшее должно было напомнить ей о собственных обидах.

Смочив полотенце в воде, я приложила его к щеке, чтобы промыть рану, – и поморщилась, так сильно ее защипало. Я не могла увидеть себя без зеркала, но и так знала, что там – и кровоподтек от удара, и ссадина от падения на каменный пол. Дело того стоило. Каждое сказанное мной слово того стоило . Я не могла оставить этих людей в неведении об их прошлом, об их роде. Я читала по их лицам, взвешивала свои слова и обдумывала их значение. Я решилась зайти так далеко, как только смогла, но не пошла до конца, так как не каждый стоящий на площади был готов услышать то, что я хотела бы сказать. К тому же там были и доносчики. От меня не укрылось, что стражники Санктума и наместники рассматривают не только меня, но и тех, кто пришел меня слушать.

Я поднесла к лицу корешок, принесенный служанкой и вдохнула запах. Таннис. Есть ли на свете что-то, неподвластное этому скромному сорному растению? Я прижала его к ране, и боль почти сразу стала стихать.

В другом конце комнаты на сундуке Кадена лежало свадебное платье. Мой взгляд упал на него. Мастерицы едва успели закончить работу к сроку. Луна Охотников уже завтра. Свадьба должна начаться при первых сумерках, как только над вершинами гор появится луна. Пышной процессии не будет. Не будет ни цветов, ни жрецов, ни застолья, ни фанфар, как принято в Морригане. Традиции венданской свадьбы были простыми и скромными, а единственное условие для заключения брака – это наличие свидетелей. Все должно было происходить у восточной стены, выходящей на Сокольничий павильон. Кто-нибудь – его определит Комизар – свяжет нам руки красной лентой. Затем мы поднимем связанные руки, показывая всем собравшимся, что союз заключен, и свидетель провозгласит благословение – «связаны на земле, связаны и на небе», – вот и вся церемония. Самая большая роскошь – свадебный торт с сушеными фруктами, которым в заключение угостят всех собравшихся. Но, несмотря на такую простоту, эту свадьбу с нетерпением ожидали, ее предвкушали. Луна Охотников и мое необычное алое платье клана Меурази еще сильнее будоражили умы любопытных. Я подошла и потрогала платье, так тщательно собранное из кусков, платье от многих рук и разных родов . Платье приветственное, а не прощальное. Платье для остающейся, а не покидающей.

Что если это мой конец? Вечная заложница одной страны, презираемая другими? Я задумалась о том, отправлены ли уже венданские гонцы в Морриган с вестью о моем чудовищном предательстве. Я представила тех, кто скоро будет меня проклинать – министров, королевских гвардейцев, моих родителей, – и закрыла глаза, сдерживая горькие слезы. Но уж точно не мои братья и не Паулина . К горлу подступили рыдания.