Лэйни Тейлор - Мечтатель Стрэндж [litres]

Все это было очень-очень приятно, особенно когда она наконец издала звук, напоминавший вздохи голубей и скрипок, а затем… подожгла его кровать.

Запах дыма. Вспышка жара. Ее губы приоткрылись, глаза загорелись как угольки. Ферал отпрянул, попутно призывая тучу; он уже подготовил план чрезвычайных мер на такой случай. Воздух наполнился паром. Шелковая простыня, сжатая в кулаках Руби, вспыхнула пламенем, а через секунду туча разразилась дождем, обрывая скрипично-голубиные вдохи, и облила Руби, прежде чем ее костер смог разгореться.

Та вскрикнула и рывком поднялась. Туча продолжала нависать над ней, пока самодовольный Ферал стоял в сторонке. Надо отдать ему должное – дождь шел не дольше, чем было необходимо, вдобавок даже не был ледяным. Так себе, тропическая тучка. Юноша считал, что это милый жест, но Руби не оценила романтики.

– Как… как… грубо! – воскликнула она, стряхивая воду с рук. На голубой груди блестели капельки. По плечам и спине стекали ручьи с волос.

– Грубо? – повторил Ферал. – Значит, с моей стороны было бы вежливо безропотно сгореть?

Она взглянула на него:

– Да!

Ферал осмотрел сцену событий.

– Смотри, – ткнул пальцем. – Ты сожгла мою простыню!

Это правда. В том месте, где сжимались ее кулаки, теперь были мокрые обугленные дыры.

– И что, ты ждешь извинений? – прищурилась Руби.

Но Ферал ухмыльнулся и покачал головой. Он не собирался ее упрекать. Наоборот, он злорадствовал:

– Ты потеряла голову. Улавливаешь мысль? Это значит, что я очень хорош.

Девушка промолчала. Так и не выпутавшись из простыни, она оправдала свое прозвище и загорелась как факел, обволакивая всю кровать.

Ферал застонал, но ничего не мог поделать, кроме как наблюдать, пока его простыня, подушки, матрас – все, что не из мезартиума, – сгорали, не оставляя после себя ничего, помимо раскаленного металла и дымящейся голой девушки с поднятой бровкой, которая так и кричала: ну, как тебе такая обожженная простыня? Тем не менее она не выглядела сердитой. Уголки ее губ приподнялись в усмешке.

– Полагаю, ты достиг определенных успехов, – допустила она.

Это все равно что выиграть спор, только гораздо лучше. Ферал рассмеялся. Он знал Руби всю свою жизнь, и половину времени она ему надоедала, но сейчас его просто поражало, как могут измениться отношения двух людей и какие чувства могут в них пробудиться, пока они отвлекали себя от конца мира. Юноша снова подошел к ней.

– Ты уничтожила мою кровать, – вкрадчиво начал он. – Отныне мне придется спать с тобой.

– Неужели? Разве ты не боишься, что я тебя сожгу?

Ферал пожал плечами:

– Что ж, придется мне быть менее великолепным. В целях безопасности.

– Только попробуй – я тебя тут же выдворю!

– Какая дилемма! – Он сел на голый каркас кровати. – Быть менее великолепным – и остаться в живых. Или быть великолепным – и обжечься.

Мезартиум не сохранял тепло и успел остыть, в отличие от кожи Руби. Та была горячей – как летний день или по-настоящему страстный поцелуй. Ферал наклонился к ней, настроившись воплотить второе, – и замер.

В ту же секунду они наконец заметили какое-то движение на периферии. Шторка. Ее отодвинули, и за ней стояла ошеломленная Спэрроу.

В тот день сны Сарай были не без кошмаров, но, разнообразия ради, и она была не беззащитной. «Мы их прогоним, – заверял Лазло, – или превратим в светлячков и поймаем в банки».

Она попробовала – и это сработало! В тот вечер Сарай держала путь через темный лес в броне тизерканцев, зажав под мышкой банку со светлячками, которые еще совсем недавно были равидами, Разаласом и даже ее матерью. Чтобы осветить себе дорогу, она подняла банку, и та зажгла ее улыбку – яростную и триумфальную.

В этом сне она не встретила Лазло… не совсем. Наверное, ее подсознание предпочитало дождаться реальной встречи. Но Сарай вновь пережила их поцелуй, в точности каким он был – сладострастным и слишком быстрым, – и проснулась в ту же секунду. Единственное отличие заключалось в том, что на сей раз девушка не встала рывком, а продолжила лениво валяться, будто расплавившись до жидкого состояния от сна и блаженства. Обычно на рассвете ее приветствовало одиночество, но не сегодня. Открыв глаза, Сарай вздрогнула.

У подножия ее кровати стояла Минья.

Вот теперь Сарай села рывком:

– Минья! Ты забыла, что нужно проявлять уважение к чужим шторкам?!

– А, шторки, – отмахнулась девочка. – С чего бы беспокоиться о шторках, Сарай, если тебе нечего скрывать? – Ее глаза лукаво заблестели. – Как, например, в случае Ферала с Руби. Но знаешь, шторки, к сожалению, не звуконепроницаемые.

Она начала преувеличенно причмокивать губами, и это напомнило Сарай, как девочки хихикали и ахали при рассказах о том, чем занимаются люди в своих кроватях. Давненько это было.

Но Руби и Ферал?! Не то чтобы это ее удивило – пока она погружалась в свое несчастье, жизнь в цитадели била ключом. «Бедная Спэрроу», – подумала она.

– Ну, мне скрывать нечего, – соврала Сарай.

Минья ни капельки ей не поверила:

– Нет? Тогда почему ты так выглядишь?

– Как «так»?

Минья окинула ее изучающим взглядом с головы до пят, и Сарай почувствовала себя голой. Будто ее увидели, но не в хорошем смысле. Минья ответила тоном, которым диагностируют болезнь:

– Счастливо.

Счастливо… Это что-то новенькое.

– Так вот что это за чувство? – спросила Сарай, даже не пытаясь его скрыть. – Я уж о нем и забыла.

– С чего бы тебе быть счастливой?

– Просто мне приснился хороший сон, – улыбнулась девушка. – Вот и все.

У Миньи раздулись ноздри. Сарай не должны были сниться хорошие сны.

– Как это возможно?!

Та пожала плечами:

– Я закрыла глаза, устроилась поудобнее – и…

Девочка пришла в ярость. Ее тело натянулось как струна. Голос стал шипящим как слово «отмщение»:

– У тебя вообще есть совесть?! Лежишь тут, вся из себя шелковая и беззаботная, смотришь хорошие сны, пока наша жизнь разваливается на кусочки!

У Сарай была совесть. С тем же успехом Минья могла спросить «У тебя вообще есть кровь?» или «У тебя вообще есть дух?», поскольку совесть словно текла по жилам Сарай. Но… не сейчас. «Я думаю, что ты сказка». Забавно, как легко стало без нее жить. «Думаю, что ты волшебная, храбрая и утонченная».

– Хватит с меня угрызений совести, Минья, – отрезала Сарай. – А также люльки, кошмаров и отмщения. Плач достаточно настрадался, и мы тоже. Нужно найти другой путь.

– Не будь дурой! Другого пути нет.

«Многое может произойти», – сказала Сарай Руби, сама не веря своим словам. Но это было давно. Теперь она поверила. Многое произошло. Невероятные события! Но когда дело касалось цитадели, ничто не могло произойти без дозволения Миньи.