Лэйни Тейлор - Мечтатель Стрэндж [litres]

Под воздействием люльки дни Сарай превращались в бессонные серые моменты между ночами. Этот день был их полной противоположностью. Он не заканчивался.

Девушка наблюдала за квадратами света на полу. Они должны были двигаться под углом солнца, но казалось, что они остановились на месте. Ну конечно, именно сегодня солнце решило застыть в небе! Механизм небес остановился, и теперь день никогда не закончится.

Почему ночь не может длиться вечно!

Вечная ночь – и Лазло. В животе Сарай опять что-то затрепетало, и она подумала о побеге, который могла даровать только ночь – если та все же соизволит наступить.

Сон поможет скоротать время, если она наберется храбрости.

Сарай определенно в нем нуждалась. Хотя она немного и отдохнула во сне Лазло, ее усталость ничуть не уменьшилась. Последние несколько дней, преследуемая кошмарами, она чувствовала их присутствие даже бодрствуя. И сейчас тоже – бесконечный страх. Просто она не была в ужасе, и это чудесно.

Сарай обдумала все варианты. Она могла мерить шагами пол, сердито и торопливо, ощущая каждую секунду своих стиснений и недовольства, пока солнце вяло плелось по небу.

Или она могла пойти к двери, встать перед своими призрачными стражами и кричать в коридор, пока Минья сама к ней не явится.

И что потом?

Или же она могла заснуть и, если повезет, побороть свои кошмары – одолеть, – тем самым поторопив день к его окончанию.

Тут и выбирать нечего. Сарай устала, но зато не боялась, поэтому легла в кровать, положила ладони под щеку и уснула.

Лазло поднял глаза на цитадель и в сотый раз за день подумал: что же Сарай там делает? Спит? Если так, справляется ли с кошмарами в одиночку? Он посмотрел на металлического ангела и сосредоточился, словно мог таким образом передать ей сил.

А еще он в сотый раз за день вспомнил их поцелуй.

Пусть тот получился коротким, но главное в поцелуе – особенно в первом – это миг перед прикосновением губ, перед закрытием глаз, когда вы упиваетесь видом друг друга, побуждением, влечением, и это как… как… обнаружить книгу внутри другой книги. Небольшое сокровище в виде фолианта, спрятанное внутри обычного крупного тома – к примеру… заклинания, выведенные на крыльях стрекозы, найденные внутри кулинарного учебника, прямо между рецептов с капустой и кукурузой. Вот на что похож поцелуй, подумал Лазло, и не важно, сколько он длился: это крошечная волшебная сказка и удивительный сбой в обыденности.

Лазло более чем готов, чтобы его обыденность снова прервалась.

– Который час? – поинтересовался он у Рузы, сердито косясь на небо. В тех местах, где оно показывалось вокруг контура цитадели, оно выглядело чертовски ярким и голубым. Лазло никогда еще так не злился на небо. Даже нескончаемые дни при пересечении Эльмуталет заканчивались быстрее, чем этот.

– Я что, похож на часы?! – огрызнулся воин. – У меня круглое лицо? На нем написаны цифры?

– Если бы твое лицо было часами, – рассудительно протянул Лазло, – я бы не спрашивал тебя о времени. Достаточно было бы просто на тебя посмотреть.

– Справедливо, – признал Руза.

Это был самый обычный день, только длился он в десять раз дольше, чем должен. Солзерин и Озвин сделали как их просили и придумали надежную причину для задержки второго полета. Никто в них не сомневался. Жители Плача даже обрадовались, а фаранджи просто были слишком заняты.

Тион Ниро не единственный, кто не жалел сил – хоть и единственный, кто не жалел еще и своей жизненной сущности. Все они с головой погрузились в дела и лезли из кожи вон, чтобы преуспеть раньше других. Вернее, все они лезли из кожи вон, чтобы преуспеть, и с головой погрузились в дела – все, кроме Дрейва: но, если быть честным, это не его вина. Он бы с радостью что-нибудь подорвал, но всем, включая его самого, было ясно, что его порох – крайняя мера.

Когда все другое не сработает, тогда они прибегнут к взрывам.

Это его не утешало.

– Как я могу выиграть награду, если мне ничего не позволено делать? – негодуя, спрашивал Дрейв у Лазло тем днем, подкараулив его у тизерканского поста охраны, где тот остановился поговорить с Рузой, Царой и другими воинами.

Лазло остался равнодушным. Дрейв получал компенсацию за свое время, как и все остальные. Что касается награды – личное богатство подрывника не стояло на первом месте в списке его приоритетов.

– Даже не знаю, – ответил Лазло. – Может, придумаешь решение проблемы, не связанное с разрушениями?

Дрейв фыркнул:

– Не связанное с разрушениями? С тем же успехом я мог бы попросить тебя не быть болтливым мандражистом.

Брови Лазло полезли наверх:

– Мандражистом?

– Полистай словарь! – рявкнул Дрейв.

Юноша повернулся к Рузе.

– А ты считаешь меня мандражистом? – спросил он таким голосом, каким маленькие девочки интересуются, идет ли им это платье.

– Я не знаю, что это значит.

– По-моему, это гриб такой, – ответил Лазло, хотя прекрасно знал значение слова. Больше удивляло, что его знает Дрейв.

– Тогда да, ты точно гриб, – кивнул Руза.

– Это значит «трус», – проворчал Дрейв.

– О, – Лазло повернулся к Рузе. – Ты считаешь меня трусом?

Тот призадумался.

– Скорее грибом, – решил он. Затем сказал Дрейву: – Твой первый вариант ближе к правде.

– Я никогда не называл его грибом.

– Так что ж вы мне голову морочите?!

– Приму это за комплимент, – продолжил Лазло, просто чтобы взбесить подрывника. Мелочный поступок, зато веселый. – Грибы такие увлекательные! Ты знал, что они даже не растения?

Руза подыграл, изобразив интерес и недоверие:

– Нет, не знал. Умоляю, расскажи еще!

– Это правда. Грибы отличаются от растений, как животные…

– Я ничего не говорил о грибах! – процедил Дрейв сквозь зубы.

– О, прошу прощения. Дрейв, ты что-то хотел?

Но подрывник был сыт по горло. Он возмущенно махнул рукой и ушел.

– Скучает, бедняга, – сказала Цара без ноток сочувствия. – Крушить нечего.

– Может, выделим ему на снос хоть небольшой квартальчик? – предложил Руза. – А то что это за отношение к гостям!

И тогда Лазло почувствовал… легкое беспокойство. Заскучавший подрывник – это одно. Заскучавший обиженный подрывник – другое. Но затем тема разговора сменилась, и все мысли о Дрейве вылетели из головы.

– Я знаю, чем его занять, – заявил Шимзен, один из воинов. – Отправьте его на шелковых санях подрывать божьих отпрысков в голубое рагу.

Лазло услышал его слова, но они произнеслись так спокойно, ненавязчиво, что он не сразу осмыслил их, а потом мог лишь моргать.

Голубое рагу.

– Только если мне не придется потом убирать, – так же беспечно ответил Руза.

Чуть ранее их просветили о… ситуации… в цитадели. За вальяжным поведением определенно крылась глубокая тревога, но это не значило, что воины говорили не всерьез. Цара покачала головой, и Лазло подумал, что она упрекнет сослуживцев за их чопорность, но вместо этого она сказала: