Кшиштоф Пискорский - Тенеграф [litres, edited]

Лишь одно говорило не в пользу Аурицио: его мать, Гвидона Д’Анзак, вторая жена Леона. Гвидона была дочерью короля Флемии, который на пятый год войны внезапно предал Вастилию и перешел на сторону Северного Союза, сдав врагу город Коппендам и вырезав спящий вастилийский гарнизон. Едва лишь весть об этом добралась до Серивы, королева Гвидона сделалась самой ненавистной персоной в столице. Леон выгнал ее из дворца, запер в монастыре, а сам взял себе любовницу, Гонзагу.

Королева-мать умерла уже через полгода — одни говорили, что от отчаяния и меланхолии, другие — что из-за мышьяка, которым Леон намеревался проторить себе дорогу к очередной свадьбе.

Сын Гвидоны остался безгранично верным отцу и королевству. Награду за это он получил горькую — никто не поддержал его справедливых притязаний на трон. У Аурицио не было друзей ни в Вастилии, ни в близлежащих странах. Кроме скромного наследства, полученного от матери, лишен он был и финансовой поддержки. Улица ему не доверяла, а дворянство побаивалось короновать внука изменника из Коппендама.

Контркандидатом, который пользовался поддержкой подавляющего большинства вастилийцев, был младший брат Аурицио, сын Гонзаги — Герменез. Он не ходил в школу и не предводительствовал на полях сражений. Большую часть своей жизни он провел в плену. Когда ему едва исполнилось шесть лет, на эскорт, с которым он ехал в Бруншвию, где на тот момент триумфаторствовал его отец, внезапно напала банда мародеров и вскоре продала парня Северному Союзу.

Генералы Союза сперва пытались шантажировать Леона, однако, когда оказалось, что тот не имеет намерения что-либо делать, дабы вернуть назад третьего сына, Герменез сделался заложником. Втайне перевозили его с места на место в ожидании дня, когда в руки вастилийцам попадет кто-либо достаточно высокородный, чтоб можно было произвести обмен.

Говаривали, что обращались с ним дурно. Год он провел в темной камере без окон. Связанный лишь с тенями, разговаривал он с ними, словно с друзьями. Рассказывают также, что в одной из тюрем Бруншвии надзиратель каждое утро выводил его на подворье, где стояла гильотина, всякий раз говоря ему, что нынче пришел приказ о казни. В другой тюрьме его морили голодом столь жестоко, что он хватал и съедал сырыми крыс, которые порой забегали в его камеру. Ходили и куда более жуткие рассказы — об унижениях и даже о насилии. Все это случилось с ним, пока Герменезу не исполнилось еще пятнадцати.

Только под конец войны вастилийцы узнали о горном замке в Бруншвии, где содержали наследника престола. Сам Черный Князь лично выбрал и повел туда сорок людей, переодетых в мундиры бруншвийских драгунов. Они с налету захватили замок, освободили Герменеза и через неделю сумели вернуться назад к вастилийцам, хотя все, кроме семерых, заплатили за это жизнью.

Лишь позднее сделалось ясно, что именно они выкупили своей жертвой. Первый месяц Герменез не разговаривал, боялся всех людей. Манеры у него были совершенно не принцевы — мочился в постель, был сопливым и слюнявым. Скрывали его и от вастилийского дворянства. Леон показал младшего сына при дворе только через полгода, хотя и тогда Герменезу было еще далеко до нормы.

Но история ребенка, который семь лет противился пыткам, неожиданно тронула сердца вастилийцев. Дамы принялись носить медальоны с портретами Герменеза, все гранды возжелали показаться в его компании.

Герменез изменения в судьбе своей воспринимал со стоическим спокойствием. Совершенно как если бы их не замечал.

Одни говорили, что в результате пыток над разумом и телом он сделался тверд, словно камень. Другие в водянистых глазах его, в рассеянном взгляде вычитывали не гордость, но зерно безумия. Однако даже самые большие скептики молчали, когда Леон ІІ Светлый умер, а цвет вастилийского дворянства собрался ночью на секретное заседание и решил, что Герменез должен принять корону.

Сравнительно с Аурицио Герменез обладал лишь единственным достоинством — упомянутой уже матерью, донной Гонзагой Гернез И’Рамонез. Дочка самого Хугона Рамонеза, что был грандом одной из шести наиболее сильных семей Вастилии. Все в королевстве любили ее, а что важнее, имела она доступ к богатейшей сокровищнице отца. Хугон, при условии вступления внука на трон, обещал утроить свой денежный вклад в войну, разрушавшую государство.

Хотя Аурицио наверняка оказался бы властителем куда более умелым, чем Герменез, коронация его означала приход будущего куда более бедного и куда менее устойчивого.

Вот так и произошла вещь почти неожиданная: не Аурицио сделался королем Серивы, но его младший брат, которому ранее никогда не везло. Старший сын отрекся от короны через день после смерти отца — согласно слухам, подписывал он документы с кинжалом Черного Князя у горла. Потом был он отослан в железной карете в Вастилию, откуда выслали его аж за Холодное море, поскольку за военные заслуги он получил титул генерал-губернатора иссеченного ветрами острова, где коз и овец было больше, нежели людей.

Герменез был коронован в 629 году после строительства Ребра Севера. Вскоре после этого он подписал мир, который и вправду завершил войну, почти двадцать лет ранее начатую его дедом.

Он вернулся в Вастилию обезлюдевшую, лишенную целого поколения мужчин, тела которых удобряли северные поля, в Вастилию ностальгическую и мрачную, но одновременно отягощенную награбленным золотом и контрибуциями, которые пришлось выплачивать северным княжествам.

Не был он плохим властителем, особенно если сравнивать с его дедом и прадедом. Однако не было у него и никаких выдающихся положительных качеств. Кроме интереса к нескольким узким областям, таким как наука и мореплавание, в хрониках его жизни он изображался как король пассивный, по частям отдающий грандам свою власть — тем, кто вознес его на трон, купно с эклезиархом Вечного Света.

Не слишком-то утруждал он себя тяжелой работой. Все неудобные обязанности, вроде подписания королевских декретов, приема послов, управления государством, отдавал он в руки растущих в силе и числе министров и советников, для которых вскоре пришлось бы достраивать новое крыло дворца.

Королевская аудиенция была одним из последних реликтов, которые Герменез оставил без изменений. Хотя он охотно посадил бы на свое место кого-то из министров, однако в конце концов согласился с аргументом, что аудиенция без короля — не совсем королевская. Оттого он и выполнял эту обязанность, пусть неохотно и делая это все реже. Порой был он нездоров. Порой же — развлекался в одном из сельских поместий. А иногда погода не располагала. А иной раз отвлекали его куда более важные обязанности, которым он в одиночестве предавался в библиотеке…