Кшиштоф Пискорский - Тенеграф [litres, edited]

Фехтовальщик не хотел признаваться графу, что ему известна истинная причина визита Князя. Поэтому он сказал:

— Благодарю за предупреждение. Но если бы мне позволили назвать виновных, я искал бы их, скорее, в Базилике Световступления.

— Андреос — страшный враг. На твоем месте я лучше считал бы, что это кто-то из грандов.

— Время покажет, — ответил И’Барратора, приподнял шляпу снова и исчез.

Детрано подождал миг-другой, греясь в лучах солнца, а когда удостоверился, что И’Барраторы уже нет в саду, поспешил в свой кабинет. Он должен был отослать кое-какие известия.

Арахон И’Барратора был уже на полпути к дому, на укрытом плетеными крышами рынке неподалеку от Площадей Шести Родов, когда дошло до него, чего может хотеть Черный Князь и зачем ему наемники. Тогда он пустился бегом в сторону квартала Альхера Маар, где в одном из узких переулков находилась неприметная печатня Эльхандро Камины.

Серива — этот странный жаркий город, где свет резче, а тени гуще и опасней, чем где бы то ни было в мире, — научила Хольбранвера трем вещам. Во-первых, нет ничего более хрупкого, чем честь вастилийца. И что всякий из них будет эту честь яростно защищать, ибо здесь даже женщины и дети — фехтовальщики получше, чем он.

Во-вторых, ночью надо затыкать уши, поскольку после заката улицы Серивы превращаются в шумный ад.

В-третьих, никто не любит пришельцев. Оттого приходится рассчитывать только на себя.

Хотя фехтовальщик, спасший ему жизнь на Монастырском взгорье, выглядел человеком, достойным доверия, Хольбранвер не желал ставить все на одну карту. Знал: чтобы отыскать Саннэ, придется использовать все возможные способы. Правда, за свою самонадеянность он едва не заплатил жизнью, однако он утешал себя тем, что если бы ему пришлось дважды на протяжении двух дней оказаться перед лицом смерти, это противоречило бы всем законам статистики. А значит, наука на его стороне.

Надобно было принимать во внимание и тот факт, что Хольбранвера изрядно подводило брюхо. Несколько кусков сухого хлеба и мисочка похлебки, принесенные ему ужасной женщиной с бородавкой на лице, не могли насытить человека столь великого разума (и не меньшего брюха).

Потому около полудня, когда был он уже уверен, что И’Барратора ушел далеко и нескоро вернется, Хольбранвер обмыл лицо в миске с несвежей водою, оправил одежду, расчесал волосы, в которых бледный цвет вовсю соревновался с сединой и залысинами, поправил за пазухой свой бесценный тенеграф, открыл дверь и остановился в ослепляющем свете серивского дня.

С первым препятствием он столкнулся сразу за порогом.

Он уже и позабыл, что из комнаты вели узенькие деревянные ступени. Прожаренное солнцем, исхлестанное солеными ветрами дерево сбрасывало, словно кожу, десять слоев краски, рассыхалось, ощеряясь черными щелями. Одна или две ступени были уже сломаны, и Хольбранвер не знал, выдержат ли они взрослого мужчину, а тем более человека его комплекции. Он не понимал, отчего хозяин комнаты, не будучи бездельником, всякий день рискует жизнью, восходя домой по столь опасной конструкции.

Пожавши плечами при мысли, что он никогда не поймет серивцев, принялся он осторожно спускаться. Каждый шаг вызывал резкое сопротивление истертого дерева, пищавшего на все голоса. Хольбранвер пытался то и дело останавливаться, но быстро понял, что этим лишь удлиняет печальную какофонию.

Тем временем кто-то сдвинул штору в окне рядом со ступенями. Ученый понял, что не сумеет выбраться незаметно. Он покраснел, стиснул зубы и одолел остаток ступеней.

Оказавшись на улице, он заколебался. Причиной тому было уличное движение, на первый взгляд хаотичное, но на самом деле упорядоченное, словно механизм часов, полное уклонений более и менее глубоких, поднятий шляп, сигналов, которые для него, чужеземца, оставались непонятны. Движения, в котором, несмотря на повседневные дела, занимающие мысли прохожих, никто не приближался и на шаг к чужой тени. Хольбранвер уже научился передвигаться по здешним улицам днем, хотя всегда вел себя подобно великану на балу у сказочных эльфов — всяким шагом становясь у кого-то на пути и вызывая недобрые взгляды.

Идя за людьми, он добрался до аллеи Контанезра, после чего двинулся в безопасной тени аркад вверх, в сторону дворца. На углу одной из улиц он купил связку бубликов у морщинистой торговки, глядевшей на него так, словно она никогда не видела человека с Севера.

Он двинулся дальше, пережевывая твердое, плотное тесто и раздумывая, куда бы ему теперь отправиться. Наконец он решил, что лишь один человек сможет ему помочь. Добравшись до Площадей Шести Родов, свернул в сторону узеньких улочек университетского квартала. Вскоре был уже у дома Ремарко Мартинеза.

Сидел он у доктора добрых два часа, пытаясь понять, что делать дальше. Вежливо отказался следовать совету приятеля, который настаивал, чтобы Хольбранвер искал помощи во дворце, или, по крайней мере, перестал водиться с подозрительным ворьем. Ибо для Ремарко всякий, кто обитал ниже площадей, начиная с квартала Эскапазар, мог быть лишь преступником, убийцей либо проституткой. Он вообще был крайне удивлен, что Хольбранвер ушел оттуда живым, и пытался его убедить, что наверняка он не может рассчитывать на подобное везение на обратном пути.

На прощание Ремарко долго и красноречиво обещал Хольбранверу, что перевернет небо и землю, чтобы отыскать след Саннэ.

А после ухода ученого быстро написал на него очередной донос.

Тем временем начался день, время длинных теней. Хольбранвер не желал возвращаться по улицам в столь опасное время, когда его неловкость становилась опасней, чем обычно. На Севере, где он воспитывался, солнце большую часть года было слабым, а солнечные тени — размытыми и неопасными. Обитатели Хольбранвии уже почти позабыли о первобытном страхе, который пробуждали лучи света, а к солнечным теням они привыкли относиться, как к чему-то расплывчатому и безобидному. Далеко им было до прапредков с далекого Юга, которые выходили из пещер на безопасное солнце только потому, что днем за ними не охотился ни один из хищников.

На Севере, наступив на чужую тень, ты рискуешь лишь вызвать неприятные ощущения у вас обоих. В Сериве случайный контакт с тенью какого-нибудь нищего мог привести к тому, что ты до конца жизни станешь говорить по-вастилийски, с наслаждением есть сырой лук и думать о петушиных боях.

Хольбранвер решил подождать до вечера.

Самым безопасным местом ему показался ближайший винный кабак, где кроме вина подавали шашлыки из свинины и хрустящие гренки из свиной кожи. Скоротал он там часок (или три), после чего вышел наружу. Уже приближались сумерки, солнце спряталось за крышами, но колокол, который объявлял конец поры длинных теней, еще не пробил. Поэтому Хольбранвер вернулся обратно ради вкуснейшей похлебки из куриной печени и куска дынного пирога.