Ярослав Веров - Земля 2.0 (сборник)

— …да, все филлеане — биологические женщины. М-м-м. Гаплоидные женщины с одной половой хромосомой, — продолжал вещать Боровой, снимая панаму и вытирая струящийся по лбу пот. — У человека, если бы человек вообще мог развиваться с одинарным набором хромосом, такое нарушение привело бы к синдрому Шерешевского — Тернера, но здесь…

Гудвин поднял голову и прищурился. Солнце, белая безжалостная тварь, стояло, казалось, в самом зените. Оно стояло там уже несколько часов. Дни на Филлет были вдвое дольше земных, но и ночи, ах, эти ночи в настоящей палатке, парусящей под жестким и пыльным ветром, ночи под чужими острыми звездами… Да, и они были благословенно длинны.

— …Способ их размножения можно отнести к партеногенетическому.

Гудвин снова обернулся, чтобы увидеть ухмылку Маниши. Однако девушка не улыбалась, а некрасиво хмурила лоб. Что не так?

— При этом яйцеклетки развиваются в женском организме без оплодотворения, то есть…

— Я в курсе, что такое оплодотворение, — со странным раздражением в голосе перебила его Маниша.

Определенно что-то не так. Жара, солнце? Жажда? Песок? Но трансы гораздо менее чувствительны к таким маленьким неудобствам, чем натуралы. Что же бесило Манишу?

— То есть без участия самцов, — вздохнул Боровой и снова нахлобучил на вспотевшую шевелюру панаму.

— А вот тут-то вы, батенька, и ошибаетесь, — сладко пропел Гудвин.

Ему нравилось вворачивать в речь эти издевательские псевдорусскости, плюс сейчас настал тот редкий случай, когда всезнайку Борового можно было побить на его же поле.

— Вы о сообщении Ксяо Лонга? Но, помилуйте, тому нет никаких документальных подтверждений.

Гудвин хмыкнул. Все охотники и рыбаки привирали. Каждому хотелось доказать, что уж он-то выловил самую большую рыбу, пристрелил самого крупного кризорга, рассеял самый тучный е-клауд. Однако существовали вещи, о которых лгать было просто не комильфо. Новые виды добычи. Лгать об этом — табу. За такое запросто можно вылететь из охотничьего братства с позорным клеймом на челе. И с отпечатком рифленой подошвы на заднице.

Ксяо Лонг был особым охотником. Можно было бы сказать, старой формации, если бы такая формация вообще существовала. Он не признавал современного оружия, только абсолютно аутентичные образцы. От сопровождающего ветеринара старик китаец, конечно, полностью отделаться не мог, однако своего Ганса он выдрессировал так, что тот лишь подходил к уже мертвой добыче и констатировал факт ее добросовестного убиения. И, вполне возможно, посылал в свое «Управление по охране и использованию объектов животного мира» фальшивые отчеты. В этом Гудвин всегда завидовал Лонгу, потому что упрямый Боровой отличался кристальной, прямо-таки болезненной честностью и вдобавок лез во все дыры, чуть ли не подставляя собственную лохматую башку под выстрел.

Кроме того, философия Лонга сильно отличалась от обычного подхода братьев-охотников: «пришелувидел-застрелил». Он долго и тщательно наблюдал за будущей жертвой. Гудвин подозревал, что охоться Лонг, к примеру, на шерстистого носорога или гигантского ленивца, он мог бы просидеть несколько суток, зарывшись в кучу доисторического навоза. А может, и просидел. Не все охотники брезговали трансдобычей, и на Земле существовало несколько заказников с тварями ледникового периода, на которых можно было поохотиться после приобретения лицензии. Однако здесь, на Филлет, Лонг начудил еще больше, пробравшись в гнездо. По его словам, в гнезде он узрел оргию. То есть натуральную оргию — сплетающиеся в экстатическом танце тела, мешанина рук, ног и прочего, причем часть этого прочего, несомненно, принадлежала мужчинам. То есть самцам. Дело происходило, по словам Лонга, в огромном, темном, пахнущем гнилью и терпким ароматом людских (нет, не людских) тел зале в самом сердце гнезда. Он даже рисовал какие-то схемы, похожие на доисторические наскальные рисунки, только черта с два с ним поймешь, где оно, это сердце. Лонг, против своих правил, воспользовался инфракрасной оптикой, чтобы разглядеть происходящее. Оргия. Шабаш. Мда. Только привезти уникальный экземпляр ему так и не удалось, потому что филешки заметили наблюдателя. Эдакого, так сказать, вуайериста-любителя, заявившегося на закрытую вечеринку. Лонг утверждал, что от внешней части роя отделилось несколько самок (видимо, особенно остервеневших от невозможности пробиться к мужским телам) и накинулись на него. Обычно апатичные, бессловесные филешки так себя не вели. При попытке оторвать их от привычной активности (сбор плодов, ферментация, вытачивание новых полостей и укрепление стен гнезда) они вяло сопротивлялись, на достаточном расстоянии от своего дерева терялись и… угасали, да, вот верное слово.

Что произошло с ним дальше, старый китаец не помнил. Очнулся он метрах в ста от дерева, когда над ним склонился обеспокоенный ветеринар Ганс. Лонг был голым, облепленным древесной трухой, провонявшим филешками, но, несомненно, живым. Особых травм на его теле не оказалось, так что, возможно, охотник просто надышался испарений перебродивших плодов. Гудвин даже предположил бы, что и филешки, надышавшись тех же испарений, устроили у себя этот оргиастический танец случки. Однако ксенобиологи, долгое время наблюдавшие за Homo filliensis в первые годы после повторного открытия этой планеты, ничего подобного не обнаружили. Жизнь гнезда была куда монотонней, чем у земных муравьев или пчел. Те хотя бы роились, воевали, обслуживали свою матку, в общем, исполняли те сложные ритуалы, которые не чужды были и самому человечеству. А эти какие-то травоядные — поесть, поспать, размножиться и сдохнуть, передав эстафету следующим поколениям. И все одинаковые. И никаких самцов.

— Зачем бы Ксяо врать? У него железная репутация. Он бизнесмен. В наше время слишком многое держится на честном слове, Иван. Хотя вам этого, конечно, не понять…

Потому что нищие могут позволить себе лгать, а владелец сети эксклюзивных борделей — «ALL NATURAL!» — не может. С тем ценником, который Лонг заломил в своих заведениях, он должен был всегда и во всем демонстрировать кристальную честность. Натурала не отличишь от транса на глаз, паспорта и результаты тестов легко подделать. Если бы оказалось, что Лонг солгал о своих охотничьих подвигах, клиенты наверняка задались бы вопросом, а насколько натуральной плотью приторговывает китаец. Нет, репутация — это все в наше время подделок и сладких иллюзий. Лонг не врал. Он мог заблуждаться, бредить, мог стать жертвой галлюцинации, но солгать — ни за что.

— Ой! — тихо ахнула Маниша.

Гудвин мгновенно обернулся к ней. Все же оцарапалась, дурында. Загорелую коленку пересекала длинная алая черта. Гудвин спрятал бинокль в чехол, встал перед девушкой на колени и провел языком по царапине, ощущая солоноватый, привычный вкус. Когда он поднял глаза, девушка смотрела на него странно. Не так, как надо. С отвращением? С презрением? С жалостью? В любом случае Гувдину очень не понравился этот взгляд.