Ярослав Веров - Земля 2.0 (сборник)

Я обошел стройплощадку по кругу. Дышалось тяжело, воздух был густым из-за пыли и запаха озона. Над крестом зажглись огни святого Эльма. Я понимал, что наша миссия висит на волоске. Осилим ли мы вшестером тот объем работы, который был рассчитан на девятерых?

Храм тонул в пыли, в штормовых сумерках он походил на руины давно исчезнувшей цивилизации. Если Господь окончательно отвернется от нас, то незавершенному строению суждено долгие годы одиноко стоять посреди Terra Innocentiae, постепенно разрушаясь и срастаясь со скалами.

Такой ход мысли окончательно поверг меня в бездну тоски. Я направился в единственное место, где моя душа могла обрести хоть какое-то умиротворение — в оранжерею. Остановившись за порогом, я ненадолго задумался, а затем сделал то, что мне не приходилось делать с момента прибытия на Марс: я запер двери на замок.

Моим растениям тоже было не по себе, я читал это в их запахе, в их скульптурной неподвижности. По стеклам с другой стороны шуршали струи песка и пыли, бесперечь сверкали молнии. По оранжерее метались сумасшедшие рваные тени, я включил лампы дневного света и фитопрожекторы, чтобы хоть как-то подавить эту вакханалию.

Койка в окружении покрытых бриллиантовой росой ветвей была более чем уместна. Но прежде чем повалиться на давно не стиранное одеяло, не снимая обуви, я помолился за братьев: за ушедших от нас на Небеса, но главное — за живых. Нам нужны были вся стойкость и все мужество, которые только мог дать нам Господь.

Помидорушки вторили моей молитве звонкими колокольчиковыми голосами.

…Мои сновидения были пыльными сумерками, населенными тревожными образами. Я метался во мраке, боясь наткнуться на тела мертвых братьев. Но еще больший страх вызывал тот, кто следил за мной из-за клубов пыльной тьмы, не раскрывая себя. Это он лишил монахов жизни. Похоже, сам Сатана пересек космос следом за «Святым Тибальдом», чтобы не позволить форпосту христианства закрепиться на землях Марса. Такой простой и логичный ответ на вопрос, в чем причина наших несчастий, привел меня в ужас. И когда посреди сна вдруг раздались грохот и дребезжание, я не смог сдержать крик… и пробудился с заходящимся сердцем.

Буря достигла своего пика. Ветви помидорушек покачивались в ощутимом токе воздуха: похоже, где-то треснуло стекло.

В дверь стучали, да так сильно, что содрогался каркас оранжереи. Я скатился с кушетки, оступился на дорожке и упал на одно колено, едва не зацепив рукой хрупкий ствол Анджея.

Открыв дверь, я обнаружил за ней Якова: он стоял, нахлобучив капюшон по самый подбородок. В опущенной руке сиял фонарь, на груди болтался респиратор.

— Проснись, Помидор! — бросил Яков, хотя очевидно было, что я и так не сплю. — Нужна твоя помощь!

— С радостью, брат, — отозвался я. — Что нужно делать?

— Бери лопату и кайло. Придется эксгумировать тела! — торопливо проговорил он. — Я нашел у Жана Батиста кое-что необычное, нужно проверить на этот счет остальных погибших. Начнем с Михаила.

Меня словно ударили под дых. Нет, всего этого было слишком много для моей несчастной головы!

— Экс… что? — с ужасом выдавил я. — А професс разрешил?

— Конечно нет! — Яков поднял капюшон, его глаза пылали нездоровым блеском. — Но Аллоизий в курсе! Професс выпил вина и теперь до утра не высунет носа со «Святого Тибальда». Тем более — в такую погоду!

Сверкнула молния, над хребтом оглушительно загрохотало. Я не мог понять: то ли это Господь гневается, то ли дает знак, что настала пора решительных действий.

— Чего уставился, Куст? Хватай инструмент, маску, очки и тащи свой горб за мной!

…Мы шли сквозь пылевые течения, которые порой становились такими плотными, что гасили свет фонаря. Ржавая поземка грозила сбить с ног. Лагерь перегородили свежие дюны, через которые приходилось переваливаться, набирая песка за голенища сапог. Я не мог даже представить, какой ад творится сейчас за пределами нашей долины.

Раскапывать могилу брата Михаила пришлось мне. Яков помогал, чем мог: светил фонарем и подгонял. Я снял верхний слой щебня, затем, опасаясь повредить гроб, принялся рыть руками. Мои перчатки успели прохудиться, когда наконец я освободил крышку.

— Открывай! — распорядился Яков. — Мы вытащим его из ящика!

Я перекрестился и сдвинул крышку. Яков направил луч фонаря вниз. Засверкала светоотражающая пленка — космический саван Михаила.

— Ну? Чего застыл? — прикрикнул на меня Яков. — Вытаскивай за ноги!

— Похоже, я только что открыл новый вид могильных червей… — ответил я, наблюдая копошение в складках пленки.

— Поздравляю, Куст! — Луч фонаря нетерпеливо дернулся. — Заодно возьмешь образцы для лаборатории. Вытаскивай!

Пониженная гравитация Марса позволила мне в одиночку поднять тело Михаила. Яков взял покойника за плечи, и мы вдвоем понесли одеревеневший сверток к мастерской, не забыв забрать с собой и инструменты.

Биолог отворил двери, клацнул рубильником, который включал освещение, затем, пятясь, втащил тело Михаила внутрь помещения.

— Клади на свободный верстак! — по-хозяйски распорядился он.

Я вошел в мастерскую и осмотрелся, за что едва не поплатился: к горлу подступил весьма объемистый ком. Пришлось с силой стиснуть зубы, чтобы подавить приступ тошноты.

Жан Батист лежал под лампой, слепящей белым светом. Его грудная клетка была распилена и открыта, словно саквояж. Органы были вынуты и покоились в нескольких пластиковых ведрах, над которыми кружила песчаная мошкара. Похоже, Яков собирался сделать то же самое и с Михаилом.

Я попятился и замотал головой, давая понять, что не имею желания принимать участие в этом действе.

— А ты что думал? — Яков сорвал респиратор и фыркнул. — Это тебе не с помидорами разговаривать!

Я отступил к дверям. Маску решил не снимать: лучше дышать пылью, чем смертью. Яков посмотрел на меня, и взгляд его неожиданно смягчился. Он порывисто взмахнул рукой:

— Уходи! Ступай в мою лабораторию! Но не вздумай спать! Я позову, когда понадобишься.

Биолаборатория находилась по соседству с мастерской. Я перебрался через пару молодых дюн и толкнул двери. Щелкнул незапертый замок, меня обступила темнота. Наконец можно было снять маску, очки и перчатки. Я не стал включать основной свет, чтобы подозрительная активность не привлекла внимание братьев на «Святом Тибальде», сел за рабочий стол Якова — подальше от окна. Прерывистые вспышки молний отражались на выпуклостях расставленной аккуратными рядами лабораторной посуды.

Я стал ждать. В лаборатории пахло теплым пластиком и едва уловимо — формалином. Делать было решительно нечего, разве что — молиться. И напрасно Яков предполагал, что я могу уснуть. Уснешь тут… Моя нервная система была переплетением раскаленных проводов, по которым пропустили электричество. Наверное, те же самые ощущения испытала наша антенна дальней связи перед тем, как осыпать территорию лагеря брызгами расплавленного металла.