Ярослав Веров - Земля 2.0 (сборник)

Время шло, а Яков все не появлялся. Если дело будет продолжаться в том же духе, то до рассвета мы не управимся.

Я выглянул в окно и понял, что бледное созвездие бортовых огней «Святого Тибальда» больше не пробивается через пыльную круговерть, а вместе с ним погас и свет в окнах мастерской. Снова сработала защита, отключив энергосистему поселка. Что, в общем-то, неудивительно в такую-то грозу… Однако я был слишком напуган и взбудоражен, чтобы удовлетвориться само собой разумеющимся объяснением. Я почему-то сразу понял, что гроза тут ни при чем.

Снова нацепил влажный изнутри респиратор, толкнул двери. В свете молний двинулся к мастерской. Чем ближе я был к цели, тем непослушнее становились мои ноги. Каждый шаг — словно под водой и навстречу течению. Острые частички песка впивались в щеки и звонко бились о стекла очков.

За порогом мастерской царила тьма.

— Брат Яков! — крикнул я, придерживаясь за двери. — Яков, ты здесь?

Как я и боялся, мне никто не ответил. Все это напоминало ночной кошмар, внезапно продолжившийся после пробуждения.

Сверкнула молния, на долю секунды осветив помещение, и я их всех увидел. Нагого и вскрытого Жана Батиста. Наполовину извлеченного из фольгового савана брата Михаила: один его глаз свисал из глазницы на посеревшем нерве. И Якова.

Биолог сидел на полу в ворохе светоотражающей пленки, опершись спиной на стойку верстака с телом Михаила. Его светлые глаза смотрели в пустоту, а по лбу, вдоль прямого носа и по шее стекали черные струи.

Я сорвал маску и закричал во все горло. Больше всего я желал, чтоб Господь сейчас же забрал и меня. Хотелось, чтобы меня просто не стало; хотелось быть развеянным ветром вместе с пылью.

Вновь произошло непоправимое. Причем несколько минут назад! Когда я был в двух шагах от мастерской!

Зачем я ушел? Если бы я задержался и стал помогать Якову, то он наверняка сейчас был бы жив и здоров! И он разгадал бы загадку таинственных смертей. Я не просто струсил, я предал и погубил брата! Я предал и погубил с таким трудом начатое им дело!

В истовом блеске очередной вспышки я увидел орудие убийства. На сей раз им стал геологический молоток из наших инструментов.

Я снова закричал, сорвал с головы капюшон и схватился за голову.

Как теперь быть? Что я скажу братьям?

Как мы вообще сможем выжить без Якова — нашего единственного врача?

Наверное, это было прохождение той «точки невозврата», за которой — лишь крах. Что бы мы ни предприняли — крах. Я почувствовал себя так, словно с меня сняли заживо кожу.

— Чего вопишь, Овощ? — Чьи-то пальцы с силой сжали мне плечо. — Ну-ка, расскажи, что тут творится?

Я узнал приглушенный респиратором голос Аллоизия. Вместе с ним пришел и Маттео. Яростные вспышки грозы отражались в их очках, и мне подумалось, что так пылает праведный гнев их очей.

Професс Габриель, скривившись, принял порошок: высыпал его в рот с согнутого пополам клочка бумаги. Затем сделал большой глоток воды из помятого пластикового стакана. Помассировал лицо жестом смертельно уставшего человека, с видимым усилием разомкнул воспаленные губы и спросил:

— Яков не сказал, что было не так с телом Жана Батиста?

— Нет, монсеньор. — Я потупил взор. — Не успел.

— О-ох, — гулко простонал професс, известие о гибели Якова совсем выбило его из колеи, теперь он как никогда выглядел всего лишь измученным долгой болезнью стариком. — Нужно предать братьев земле… — сказал он, прикрыв глаза ладонью. — Пойди и помоги остальным… Нас теперь вдвое меньше, чем прежде. Нам теперь придется делить любой труд поровну.

Я склонился, чтобы поцеловать профессу перстень.

— Нам некуда отступать, брат Помидорушек. Или мы одолеем этого дьявола, или погибнем, — сказал он и закашлялся. На его губах выступила кровь. Я почему-то уже не сомневался, что это — именно кровь, а не окрашенная марсианской пылью слюна. Интуиция — это возможность предугадать, какой из множества сценариев квантового мира воплотится в жизнь.

А потом мы нашли их, и это стало бы самым большим открытием в истории человечества, если бы на Земле имели возможность о нем узнать.

Началось все достаточно обыденно. День не предвещал каких-либо прорывов. Собственно, мы ничего и не ждали, все были как на иголках, все боялись собственной тени. Стройка остановилась, исследования остановились. Биолабораторию закрыли, собранные образцы и записи Якова уложили в контейнер и оставили в пустом трюме «Святого Тибальда». Мастерскую закрыли. Печь, в которой некогда обжигали кирпичи, давно остыла. Брошенные под открытым небом стройматериалы постепенно заносило песком.

— Профессу Габриелю становится хуже, — сказал Аллоизий, собрав остальных в оранжерее. — Нужно, чтобы кто-то присматривал за ним днем и ночью.

Экзорцист стоял возле стеллажа с ящиками, в которых у меня дозревали бурые помидоры, и рассеянно перекладывал плоды с места на место, будто что-то смыслил в сортировке. Маттео и Томаш сидели на койке. Я, чтоб не терять времени даром, занимался подкормкой: отмерял по литру смеси воды и удобрений на каждый куст, а затем тщательно, с молитвой, выливал под корень.

Томаш поднял руку, словно школьник.

— Я присматриваю за принтерами, за кораблем, за энергосистемой. Я присмотрю за профессом, мне не сложно. И не нужно далеко отходить от корабля.

— Хорошо. — Аллоизий подергал себя за оттопыренную губу. — Тогда я приведу в порядок солнечные панели: хочу поработать на свежем воздухе в одиночестве и подумать. Маттео, ты бери Овоща и иди с ним на речку за рыбой: мы слишком налегаем на остатки корабельных запасов, а нужно переходить на местные ресурсы.

— Не пойду я с Овощем, — неожиданно проворчал Маттео. То есть проворчал он вполне ожидаемо, поскольку это была его обычная манера общения, а вот столь категоричный отказ мы слышали от него впервые. — Яков подозревал, что Овощ может быть причастен к смерти наших братьев. А потом мы нашли Якова мертвым, а Овощ стоял у его тела в невменяемом состоянии, — пояснил он. — Вы как хотите, а я с ним никуда не пойду.

Я так и застыл — на коленях перед раскидистым кустом Франчески. Рука дрогнула и с хрустом смяла пластиковую бутылку, из горлышка которой мне на рясу плеснула вода. Не нужно объяснять, насколько больно было слышать о себе подобные речи. Тем более — от простодушного и искреннего работяги Маттео.

— В таком случае на тебе — солнечные батареи. — Аллоизий ни словом не укорил брата за недоверие ко мне. — А с Овощем на реку пойду я. Постарайтесь, чтоб к нашему возвращению здесь ничего не случилось. — Он строго постучал пальцем по стенке ящика с помидорами.

— Все в руках Господа, — отозвался Маттео.

Полдень — не самое удачное время для рыбалки, но Аллоизий не хотел, чтобы мы удалялись от лагеря в темное время суток.