Лекса Дэй - Право на вседозволенность

Урок продолжался недолго. Через десять минут и ослепленный сигаретой Станг, и Юлиана оказались в глубоком обмороке.

Девочка пришла в себя в медицинском блоке. В голове шумело, а у основания правой ладони ощущалось сильное жжение. Она непроизвольно дернула рукой, потом открыла глаза и увидела добродушного вида пожилого врача, который обрабатывал ей антисептиком свезенную наручником кожу.

— О! — обрадовался откуда-то из-за ее головы Карминский. — Наша соня проснулась! Отдохнула?

Инкатор подошел к Юлиане и дернул ее за только что обработанную руку. Она сжала зубы, чтобы не зашипеть от боли. Врач бросил на Жнеца косой недоброжелательный взгляд, но высказаться не посмел, только быстро обмотал ей запястье бинтом.

— Вставай скорей, а то весь день проспишь! — оживленно проговорил Эдмунд.

Девочка стиснула челюсти, чтобы сдержать рвущиеся из нее проклятья, и при помощи врача поднялась на ноги.

— Не упадете? — заботливо спросил он.

— Нет, — неуверенно пробормотала она. При воспоминании о предшествовавших обмороку событиях дурнота стала возвращаться.

Карминский подхватил ее под руку и потащил из санчасти прочь.

— Я хоть и не обидчивый, но слегка задет, — уязвленно сказал он. — Неужели мои уроки такие скучные, что от них клонит в сон? Если так, то я исправлюсь и к следующему разу подготовлю что-нибудь более захватывающее, обещаю!

— О, господи… — простонала Юлиана. — Для меня и сегодняшнее зрелище было незабываемым!

— Это что! Пустяк! — заскромничал Карминский. — Я и не такое могу, увидишь!

— Уже страшно! — не стала врать девочка.

Они на минуту задержались возле закрытой на несколько замков двери, дожидаясь пока охранник отперет их, а после прошли в гигантский, высотой в несколько этажей длинный зал, по обе стороны которого располагались камеры. В дальнем углу зала слышались разъяренные вопли и грохот.

— Здесь камеры с заключенными, — пояснил ей Жнец. — Тебе, наверное, интересно, зачем я тебя сюда привел?

Юлиана с тревогой посмотрела в сторону источника шума и кивнула.

— Сейчас объясню! — недобро улыбнулся Карминский. — Помнишь, что в начале урока я велел тебе сидеть рядом со мной и ни в коем случае не вставать?

— Помню, — похолодев, ответила она.

— А ты меня проигнорировала…

Она еще раз кивнула.

— Не то, чтобы я на тебя сильно рассердился, просто терпеть не могу непослушания. Сегодня твое наказание за этот проступок будет мягким, но если это повторится, тогда мы будем говорить с тобой по-другому. Надеюсь, ты поняла, что шутить я не люблю?

— Да.

— Вот и славно! Сегодня ты посидишь в одной из камер и подумаешь над своим поведением. Ты должна уяснить, что нравлюсь я тебе или нет, но я — инкатор и твой педагог, и ты должна уважать и слушать меня.

Он оглядел зал, словно выбирая в какую из камер ее определить, а потом схватил за руку и поволок в другой его конец. По мере их приближения вопли заключенного становились все отчетливей.

— Я убью вас, суки! Всех голыми руками передушу, как тех двух крыс, из-за которых я здесь! — колотя в дверь ногами, кричал тот. — Вы все равно когда-нибудь подойдете ко мне, и тогда вам хана!

Остановившись напротив содрогавшейся от мощных ударов двери, Карминский жестом подозвал к себе охранника.

— Ты мне говорила, что с людьми можно договориться и без насилия, — меж тем напомнил он девочке. — У тебя есть прекрасная возможность доказать мне это! Иди и договорись с этим взбесившимся убийцей!

Юлиана оторопела. Добровольно идти на растерзание к бушующему преступнику она не собиралась.

— Вам мало моих нервов? Хотите моей смерти? — враждебно осведомилась она. — Он сейчас не в том состоянии, чтобы вести переговоры! Нужно дать ему время успокоиться!

— Девушка права, милорд! — встрял подбежавший к ним караульный. — Лучше оставить его на время в покое: потом он успеет получить свое!

Жнец с прищуром посмотрел на посмевшего вклиниться в их разговор служащего.

— Я давал тебе слово? — ледяным тоном поинтересовался он, рассматривая парня, как блоху.

— Нет, но девушке нельзя туда входить! — с горячностью заявил тюремщик. — Линарес силен, как медведь! Он ее двумя пальцами пополам сломает!

— Хм… — инкатор озадаченно почесал затылок. — Да у меня сегодня впервые за много лет день бунтов! Это ты так плохо действуешь на персонал, моя дорогая, или я стал таким мягким, что меня и в грош не ставят? — спросил он Юлиану.

Охранник побледнел и замолчал.

— Твари! Всем кишки на хрен повыпускаю! — орал зэк.

Стук на пару секунд затих, а потом снова возобновился.

Карминский заглянул в крошечное зарешеченное окошко и по его губам растеклась предвкушающая удовольствие улыбка. Первоначально, предлагая Юлиане успокоить арестанта, он и не помышлял о том, чтобы действительно впихнуть навязанную ему студентку в камеру к обезумевшему уголовнику. Он хотел просто немного попугать ее. Но мысль о том, что прямо сейчас он может избавиться от нее раз и навсегда, вдруг стала непреодолимо сладкой. Ведь Астарот ничего не узнает… Запугать охрану так, что они и слова никому не скажут об истинных причинах гибели девчонки — раз плюнуть! А этого заступничка тут же пустить в утиль. Ишь, смелый выискался! А потом списать эту трагедию на непредсказуемый случай. И тогда ему не придется до конца жизни — а вдруг ему осталось жить недолго? — возиться со строптивой пичужкой.

Но силой вталкивать ее к Линаресу нельзя — повсюду стоят камеры наблюдения, и король наверняка просмотрит записи с них. Значит, нужно убедить ее войти к нему самостоятельно.

Эдмунд пробежал с ходу все подмечающим взглядом по видеоглазкам, прикидывая как инцидент будет смотреться со стороны. То, что в камере что-то происходит на записи будет не видно: оборудование в тюрьме настолько старое, что дает только изображение, но не звук.

— У меня к тебе предложение, Юлиана, — вкрадчиво сказал он. — Ты успокаиваешь этого нервного типа, а я на целую неделю отменяю наши занятия. А если ты отказываешься, то я сейчас заменю так растрогавшего тебя Станга на этого крикуна, и мы начнем наш урок сначала! Только теперь я не буду нежничать! Я покажу тебе одну очень старинную, долгую и крайне мучительную пытку. Она так проста, что доступна даже ребенку. От тела жертвы медленно отрезаются небольшие кусочки плоти. Никаких жизненно важных органов при этом не задевается, чтобы агония длилась как можно дольше. Но сначала жертве выкалываются глаза, чтобы она не отвлекалась на посторонние образы и целиком сосредоточилась на терзающей ее тело боли…

Юлиана потрясенно смотрела на него, все еще не веря, что люди бывают настолько жестокими. Но в том, что он сделает все, как обещал, она теперь ни на секунду не усомнилась.