Лекса Дэй - Право на вседозволенность

— Вы — сумасшедший садист! — растерянно прошептала она, не зная что ей делать.

— Я инкатор. И через семь лет ты тоже будешь такая! Если не чокнешься или не наложишь на себя руки раньше. Но это уже не моя забота! Твоя жизнь — ты и выбирай что тебе больше нравится! Так что ты надумала? Хочешь спасти этого буяна от трехдневных мучений? Тогда войди и успокой его! Правда, твой мундир едва ли настроит его на дружелюбный лад, но ведь и ты у нас не из пугливых!

Представив, какой кошмар ее ожидает, девочка очень быстро приняла решение.

— Хорошо! Я пойду к нему, — сказала она. — Думаю, он убьет меня куда более быстрым и гуманным способом, чем вы!

Не ожидавший такого выбора, часовой громко охнул.

— Не наговаривай! — притворился обиженным Карминский. — Я ведь тебя и пальцем не тронул! И впредь не собираюсь.

— Да, не тронете, — признала Юлиана. — За вас это сделает Рэндольф! А если не он, то вы подождете, пока я умру от сердечного приступа!

Жнец раздумчиво склонил голову набок.

— Ну, это был бы неплохой вариант! — согласился он. — Может, хоть тогда этот осел Оберон поймет, что инкаторский сан не для нежных барышень! Ну все, не тяни! Иди уже внутрь, продемонстрируй старику чудеса дипломатии!

Впившись в лицо девочки умоляющим взглядом, охранник замотал головой, безмолвно упрашивая ее не совершать такого опрометчивого поступка.

— Ай, герой! Ай, мужчина! — одобрительно закивал Карминский. — Открывай давай, не заставляй даму ждать!

Парень трясущимися руками стал открывать запор. Звук заскрежетавшего в замке ключа привлек внимание рвавшегося наружу заключенного, и он перестал молотить в дверь.

— Эй, чудище! С тобой тут кое-кто жаждет поговорить! Передашь нам через нее все свои требования! — крикнул Карминский.

Тюремщик толкнул дверь и, прикрыв девочку своим телом, незаметно для Жнеца сунул ей в руку электрошокер. Она автоматически сжала его в ладони, понятия не имея, что это такое и для чего он ей это дал.

Набрав в грудь побольше воздуха, она перешагнула порог камеры и замерла, уткнувшись взглядом в широченную мужскую грудь с прорисовывающимися под майкой мощными мускулами. Юлиана нерешительно подняла взгляд выше, к лицу обладателя подавляющей ее своими размерами фигуры.

Перед ней был чем-то похожий на медведя немолодой темноволосый мужчина. Его глубоко посаженные карие глаза недобро буравили ее из-под сходившихся угрюмым углом густых бровей. Подбородок заключенного пересекал грубый, уходивший к левому уху шрам, по пути деформирующий губы. Правая бровь была тоже рассечена, и похожий на указатель рубец опускался до самого глаза. Наверное, в другое время он производил весьма грозное впечатление, но только не сейчас. Его глаза, еще пару мгновений назад полыхавшие неуемной яростью, теперь растерянно заморгали, разглядывая невесть откуда взявшуюся девочку. Он выглядел настолько озадаченным, что она неожиданно для себя робко улыбнулась. Громила опустил занесенный над ее головой кулак и тоже улыбнулся.

— Как ты здесь очутилась? — мягко спросил он.

Не поворачивая головы, Юлиана мотнула ею в сторону двери.

— Кажется, мы теперь с вами соседи по камере, — ответила она.

Мужчина удивленно посмотрел в узкую прорезь окна, к которой с другой стороны припал сгоравший от любопытства Карминский. Показав ему в окошко средний палец, Линарес схватил висевшее на гвоздике полотенце и сунул его между прутьями прикрывавшей оконце решетки, закрывая обзор тем, кто находился снаружи камеры.

Инкатор разочарованно выругался, но потом рассудил, что главное результат, а не наблюдение за процессом его достижения. Отлипнув от оконца, он стал вышагивать по коридору в ожидании развязки.

В камере послышался грохот, и он с надеждой припал ухом к двери, не обращая внимания на тайком поглядывавших на него часовых. К его великому сожалению то ли дверь была слишкой толстой, то ли говорили за ней слишком тихо, но слов он разобрать не мог.

«Ну же! — мысленно стал подбадривать буяна Карминский. — Сверни ей шейку, сделай мне одолжение! А я тебя за это казню не больно!»

Голоса в камере выровнялись — похоже, беседа перешла в спокойное русло, что ничуть не порадовало старого инкатора. Откровенно говоря, он уже жалел о своем необдуманном решении отдать ученицу на растерзание заключенному. Он уже лет тридцать не позволял себе действовать под влиянием сиюминутного импульса, но необходимость убить впустую целых семь лет приводила его в такое неистовство, что его выдержка дала сбой. И теперь, если маленькая герцогиня не погибнет от рук сорвавшегося с цепи психа, то ему гарантирован крупный скандал с королем. Ведь она непременно пожалуется на него принцу и его папаше, а тот по какой-то неведомой причине очень ценит эту малышку.

А может и не пожалуется, если зэк изнасилует ее, утешил он себя. Девчонки обычно никому не рассказывают о таких вещах, боясь позора.

Он снова припал ухом к двери, надеясь услышать ее крики или скрип нар, но в камере все было спокойно. Скверно! Похоже, он переоценил свирепость этого типа. А может быть, тот просто зажал ей рот и сейчас молча тискает ее? Хорошо бы!

Инкатор старательно прислушивался, но вместо желанных девичьих воплей услышал звонок телефона. Звонил Оберон.

— Здравствуй, Эдмунт! Я приехал в академию проведать Юлиану, но не нашел ни ее, ни тебя. Где вы?

— В тюрьме, — проклиная так невовремя вспомнившего о них монарха, буркнул Карминский. — Я решил учить ее на живых примерах.

— Ты спятил?! — возмутился король. — Нашел с чего начинать первый учебный день! Хочешь мне ее заикой сделать?

— Ваше величество, я инкатор, а не педагог! — сварливо ответил ему Эдмунд. — И я понятия не имею, как учат кисейных барышень! Делаю, как могу, как учили меня самого! А если вас это не устраивает, то подберите ей более подходящую няньку!

— Ею останешься ты! — безапелляционно обрубил Оберон. — И в ближайшие два года никакой практики! Только теория, ты понял?! А теперь дай мне поговорить с нею!

— Не могу. Она в обмороке, — соврал Жнец. — Очнется — сама позвонит!

На том конце провода послышались отборные ругательства, больше подходящие матросу, чем коронованной особе. Исчерпав свой запас брани, монарх свистящим полушепотом предупредил:

— Эдмунд, эта девочка для нас с сыном драгоценна, и не дай Бог ты своими фокусами загубишь ее! Даже если на нее вдруг упадет метеорит, то винить в этом я буду исключительно тебя! Я прекрасно понимаю, зачем ты это делаешь, но помни — вредя ей, ты вредишь себе! Я признаю, что тебе в своем ремесле нет равных, но не думай, что из-за этого тебе можно все!

— Нет, не из-за этого! — ухмыльнулся в трубку Карминский. — А из-за того, что мы с вами совершили четырнадцать лет назад! Наша тайна обоюдоострая!