Сегодняшний вчерашний день (СИ)

Волны суровы, величественно огромны. Они возят тебя по камням беспомощного, уязвимого, не услаждая слух музыкой мягкого перестука, нет, выкрикивая ветром воющие проклятья. Они грозно накатывают, переворачивая с ног на голову и кубарем, до синяков, до царапин таскают по берегу: вперед-назад, вперед-назад…

Там, где кончается полоса прибоя, там, куда уже не доходят воспоминания, ты прячешься в мнимой безопасности. Облизывая с губ вкус сладостных дней, полных солнца, пряного запаха мечты, соли, легкого бриза, вспоминаешь ли ты об утраченной невинности разума? Или озлобленно, дрожащий от холода и боли, чувствуя каждую клетку избитого о камни тела, завороженный чудовищной мощью развернувшейся перед тобой взбешенной природы, думаешь о мужестве, которое необходимо, чтобы выжить и пережить утраченную невинность души?

Время…»

Янат сделала шаг назад, потом еще и еще, пока не уперлась спиной в стену. Незнакомец молча стоял и неотрывно смотрел на нее, словно спрашивал о чем-то взглядом:

— Я не знаю тебя! — выкрикнула она, охваченная волной ужаса и осознания чего-то непонятого, но такого знакомого. Почему ужаса? Почему знакомого? — Я не знаю тебя! Не знаю! — Снова выкрикнула она, словно отрицание помогало ей не видеть очевидного:

— Конечно, знаешь, — спокойно ответил незнакомец, шагая вперед. — Тебе просто нужно немного успокоиться.

— Я не хочу успокаиваться, — дрожащим голосом ответила Яна. Она не понимала смысла происходящего, и совершенно не могла контролировать свои эмоции. Ее накрыла отвратительная слабость вместе с желанием визжать, кусаться, царапаться. Все что угодно, только бы не услышать того, что хочет сказать ужасный незнакомец:

— Янат, послушай. Просто подыши немного через рот, а? Черт, да что с тобой такое! Словно не ты, а какое-то подобие человека смотрит на меня через эти глаза. Я знаю... ты живая, настоящая. Слушай, мы должны помочь друг другу. Ты же узнала хоть что-то? Я помогу вспомнить, если нужно.

Девушка, тяжело дыша, смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он был потрясен выражением ее лица, как у загнанного зверька. Что произошло? Он сделал несколько шагов по направлению к Янат, но та внезапно завизжала и, съехав по стене, сжалась в комочек.

Он растерялся. Лучше бы он встретил прежнюю эгоистичную, расчетливую суку, нежели это:

— Ян, — как можно мягче произнес он, — послушай, не знаю точно в какой ты сейчас фазе, может гормоны воздействуют на твою психику? Прошу, возьми себя в руки, иначе мы обречены сдохнуть здесь. Слышишь меня, девчонка? Не веди себя как чокнутая дура!

Она заплакала. Щеки заблестели от слез, которые оставляли влажные дорожки и капали с подбородка, ресницы слиплись и торчали черными стрелками. Но самое страшное заключалось не в неожиданном плаче, а в том, что лицо Яны при этом застыло маской испуганного отупения. Не докричаться, не дозваться. Тупик. Зрачки расширены, рот приоткрыт, дыхание прерывистое, с всхлипами, взгляд отсутствующий.

— Янат, — незнакомец, казалось, бьется о невидимую стену, — услышь меня, пожалуйста, милая. Я знаю, ты понимаешь, что-то не так в деревне, со всем этим местом не так. Иначе ты не стала бы пытаться помочь мне, верно? Черт, зачем ты поцеловала незнакомца? Ян, просто сделай, что я прошу, хорошо? Закрой глаза и послушай. Почти все вокруг иллюзии. Воспоминания, они возвращаются? Ответь же! Черт, лучше бы ты оставалась той бессердечной сукой, какой была, когда мы встретились, а не превратилась в убогую истеричку... Яна, ну, вспомни же! Ты уникальна и должна была выдержать, чтобы вернутся обратно. Если ты сейчас притворяешься, я покорен актерским мастерством, честно, ты просто великолепна. Но мы должны поговорить. Просто закрой глаза. Позволь себе вспомнить.

Янат обняла колени и начала раскачиваться, ударяясь спиной о стену. Она зажмурилась, теперь слезинки выкатывались из-под ресниц, прочерчивая прямые линии по ее щекам.

— Не хочу, — тихо сказала она, — ты не понимаешь, как это ужасно, не иметь ни покоя, ни дома. Где бы и с кем бы ты ни был, всегда сам по себе, чужой. Выглядишь иначе, чувствуешь, думаешь. Не можешь переломить недоверие, что подобно червю жрет твое сердце. А если удастся, придет такой вот урод, вотрется в доверие, а потом предаст самым примитивным способом. Знаешь, сукин сын, я похоронила тебя. Меня отравили ядом, потому что я не хотела бросать твое тело. Кстати, а твое ли то тело?

Незнакомец просветлел лицом и ласково произнес:

— Ну, здравствуй, Янат. Вспомнила?

— Нет. Не все. Но, по крайней мере, о твоей продажной шкуре достаточно. Что за маскарад, Кэро? И знаешь, так, на всякий случай, я больше не верю ни одному твоему слову.

— Ладно. Поговорим о доверии, личном доверии, твоих чувствах и моей вине позже, хорошо? Сейчас меня интересует информация.

— Хрена лысого, — Янат вытерла лицо рукой, но слезы продолжали непроизвольно катиться. Тогда она закрыла лицо ладонями, и какое-то время молчала, затем глухо закончила предложение, — все вокруг было как в тумане. Я плохо понимала свои реакции, мне снились кошмары, преследовали видения. Я думала, что схожу с ума. Это было ужасно. Теперь некоторые события вернулись на свои места и обрели смысл. Например, кто ты и что сделал. Знаю все должно стать проще, но стоит мне открыть глаза, как вижу незнакомца, чьи черты ничего не будят в памяти. Почему? Я плохо помню сам обряд. В голове кашей перемешаны воспоминания, которые я считаю реальными и те, которые они внушали мне здесь. Особенно старался один человек, тот самый, с которым ты говорил на берегу. Самойлов. Не помню, откуда моя неприязнь, но он такой скользкий типчик, и мне все время приходилось скрывать свое отношение к нему. Вот это: слезы, сопли, часть того, во что я превращалась. Они словно выворачивают человека наизнанку и создают кого-то другого. Я зла и хочу узнать правду. Только, Кэро, не надейся на прощение. Когда мы выберемся, я пошлю тебя и эту так называемую дружбу, далеко и надолго.

— Ты всегда видишь лишь белое и черное. И с трудом можешь перешагнуть через личное, чтобы объединить усилия для более важной цели.

— Да что ты, — она усмехнулась.

Кэро присел на корточки напротив Янат и прислонился затылком к стене. Они молча смотрели друг на друга. Наконец, он произнес:

— У нас нет другого выхода. Ты хотела бы скандал, да? Швырять мне горечь своих обид в лицо, услышать объяснения, детальный рассказ о моих мытарствах. Имеешь право. Но времени на мыльные оперы и масштабные трагедии, как обычно, не хватит. Если нам не удастся быстро договориться, как обмануть людей из деревни, то тут нас и похоронят. По-настоящему.

— Ненавижу тебя. Ненавижу, — едва шевеля губами, ответила Янат.

— И никогда не прощу, — закончил Кэро за нее, — какая ты девчонка все-таки. А они называли тебя профи. Чушь собачья, просто эмоциональная дилетантка.