Брендон Сандерсон - Слова сияния

Шаллан погрузилась в себя, чтобы осознать услышанное. «Она подозревала о моем неведении, но молчала до сих пор». Девушка испытывала к Тин симпатию, но не следовало забывать о том, что профессия этой женщины заключалась в сокрытии сведений. Что еще Тин знала, но не торопилась сообщить?

Впереди появился юноша-караванщик. Достигнув Шаллан, он зашагал рядом с ней.

– Макоб говорит, вы задали мудрый вопрос, и мы, скорее всего, разобьем здесь лагерь. У каждого из военных лагерей укрепленные границы, и нас вряд ли пустят туда ночью. Кроме того, он сомневается, что мы успеем прибыть в лагеря до начала сегодняшней бури.

Тин ухмыльнулась, не открывая глаз.

– Что ж, будем ночевать тут, – заключила Шаллан.

Во сне Каладин стал бурей.

Он захватил всю землю и несся над ней волной очищающего гнева. Все смывая, все ломая на своем пути. В его тьме земля возрождалась.

Он летел высоко, озаренный молниями, которые были его вспышками вдохновения. Вой ветра обратился его голосом, гром – сердцебиением. Ошеломлял, подавлял, затмевал и…

И он уже делал это раньше.

Осознание пришло к Каладину, как вода просачивается под дверь. Да. Этот сон ему уже снился.

Юноша повернулся с усилием. Перед ним раскинулось лицо, огромное как вечность; сила, что стояла за ураганом, Буреотец собственной персоной.

Сын чести , – сказал голос, похожий на ревущий ветер.

– Это по-настоящему! – заорал Каладин, обращаясь к буре. Сам он был ветром. Спреном. Но как-то мог говорить. – Ты настоящий!

Она верит тебе .

– Сил? – прокричал Каладин. – Да, она мне верит.

Так не должно быть .

– Так это ты запретил ей приходить ко мне? Это ты удерживаешь спренов?

Ты убьешь ее . – В голосе, таком глубоком и мощном, слышалось сожаление. Скорбь. – Ты убьешь мое дитя и отдашь ее труп злым людям .

– Я этого не сделаю! – крикнул Каладин.

Ты уже начал .

Буря продолжалась. Каладин взирал на мир сверху. Корабли в защищенных гаванях плясали на бурных волнах. Армии прятались в долинах, готовились к войне в краю холмов и гор. Огромное озеро пересохло, вода ушла в дыры в скалистом дне.

– Как я могу это предотвратить? – требовательно спросил Каладин. – Как я могу ее защитить?

Ты человек. Ты предашь .

– Ни за что!

Ты изменишься. Люди меняются. Все до единого .

Какой же огромный континент! Столько людей говорили на языках, которых он не понимал, и все прятались в комнатах, пещерах, долинах.

Ах , – сказал Буреотец. – Выходит, всему конец .

– Что? – прокричал юноша навстречу ветрам. – Что изменилось? Я чувствую…

Он придет за тобой, маленький предатель. Мне жаль .

Что-то возникло перед Каладином. Вторая буря, с красными молниями, такая мощная, что континент – весь мир – казался по сравнению с ней пушинкой. Все исчезло в ее тени.

Мне жаль , – повторил Буреотец. – Он идет .

Кэл очнулся, и сердце бешено колотилось в его груди.

Он чуть не упал со стула. Где он? Пик, королевский совещательный зал. Каладин присел ненадолго и…

Покраснев, понял, что задремал.

Рядом Адолин говорил Ренарину:

– Не уверен, что от этой встречи будет толк, но рад, что отец согласился. Я почти разуверился в том, что она случится, – слишком уж много времени понадобилось паршенди, чтобы прислать гонца.

– Уверен, что воин, с которым ты встретился, был женщиной? – спросил Ренарин. Пару недель назад его узы с клинком окрепли, и теперь юноша, которому не нужно было таскать с собой огромный меч, выглядел спокойнее. – Осколочницей?

– Паршенди довольно странные. – Адолин пожал плечами. Он посмотрел на Каладина и ухмыльнулся. – Спишь на дежурстве, мостовичок?

Неподалеку стучал протекающий ставень, под ним собиралась вода. В комнате по соседству должны были находиться Навани и Далинар.

Короля там не было.

– Его величество! – завопил Каладин, вскакивая.

– В уборной, мостовичок. – Адолин кивнул на другую дверь. – Ты можешь спать во время Великой бури. Впечатляет. Почти так же впечатляет, как и количество слюны, которое вытекает из тебя, пока ты дрыхнешь.

Нет времени на обмен колкостями. Этот сон… Каладин повернулся к балконной двери, и дыхание его ускорилось.

«Он идет…»

Кэл распахнул балконную дверь. Адолин закричал, да и Ренарин окликнул его, но парень не обратил на них внимание, оказавшись лицом к лицу со стихией.

Ветер все еще завывал, и дождь стучал по каменному балкону с таким звуком, словно ломались палки. Но молнии не сверкали, и ветер, хоть и яростный, уже не был таким сильным, чтобы швыряться валунами или обрушивать стены. Самая мощная часть Великой бури уже прошла.

Тьма. Ветер из глубин небытия дул ему прямо в лицо. Он как будто стоял над самой пустотой, Преисподней, которую в старых песнях называли Брейз. Логово демонов и монстров. Он нерешительно шагнул вперед, и свет из открытой двери пролился на мокрый балкон. Юноша дошел до перил – той части, что по-прежнему держалась, – и вцепился в них холодными пальцами. Дождь хлестал его по щекам, просачивался сквозь мундир в поисках теплой кожи.

– Ты с ума сошел?! – заорал Адолин с порога.

Каладин едва расслышал его голос в шуме ветра и далеких громовых раскатов.

Узор тихонько гудел, пока на фургон падали струи дождя.

Рабы Шаллан сбились в кучу и хныкали. Она хотела бы утихомирить шквального спрена, но Узор не отвечал на ее уговоры. По крайней мере, Великая буря почти закончилась. Девушка хотела выбраться наружу и прочитать то, что связные Тин могли рассказать о Веденаре.

В унылом гудении Узора слышались слова. Шаллан нахмурилась и подалась ближе к спрену. Что же он говорит?

– Плохо… плохо… так плохо…

Сил вылетела из густой тьмы Великой бури, словно внезапная вспышка света посреди черноты. Она завертелась вокруг Каладина, прежде чем сесть на железные перила рядом с ним. Ее платье казалось длиннее и развевалось сильнее обычного. Капли дождя падали сквозь нее, не искажая облика.

Сил посмотрела на небо, потом резко глянула на него через плечо:

– Каладин. Что-то не так.

– Я знаю.

Спрен завертелась, озираясь по сторонам. Ее глазки широко распахнулись.