Брендон Сандерсон - Слова сияния

Генерал села и ахнула.

Ритм! Он был похож на… ее собственный голос. Ее крик боли. Что это такое?! Эшонай покачала головой и поняла, что машинально подняла руку к груди, словно в тревоге. А когда разжала ладонь, из нее вырвался спрен-комета.

Генерал настроилась на раздражение. Остальные члены Пятерки изучали ее, склонив головы набок, кое-кто гудел в ритме любопытства. Почему она сделала то, что сделала?

Эшонай устроилась поудобнее, пластины осколочного доспеха заскрежетали по камню. Приближалось затишье – время, которое человеки называли Плач, – и Великие бури случались все реже. Это создавало небольшое препятствие на пути к тому, чтобы каждый слушатель обрел буреформу, как она хотела. После преображения самой Эшонай была только одна буря, во время которой Венли и ее ученые приняли буреформу вместе с двумя сотнями солдат, избранных Эшонай. Не офицеров. Обычных воинов. Тех, в чьей готовности подчиняться она не сомневалась.

До следующей бури оставалось лишь несколько дней, и Венли собирала нужных спренов. У нее были тысячи наготове. Время пришло.

Эшонай внимательно посмотрела на остальных членов Пятерки. С ясного неба лился белый солнечный свет, и парочка спренов ветра подлетела верхом на бризе. Приблизившись, они остановились и метнулись в противоположную сторону.

– Почему вы созвали эту встречу? – спросила Эшонай.

– Ты говорила о плане, – сказал Давим, сцепив перед собой широкие руки трудяги. – Ты всем только о нем и твердишь. Разве не следовало сначала обсудить его с Пятеркой?

– Извините. Просто меня переполняет восторг. Однако мне кажется, что теперь мы должны стать Шестеркой.

– Это еще не решено, – возразил Абронай, слабый и пухлый. Брачная форма стала отвратительна Эшонай. – Все изменилось слишком быстро.

– Нам следует спешить, – ответила воительница в ритме решимости. – У нас только две Великие бури перед затишьем. Ты знаешь, что сообщают шпионы. Человеки планируют устроить последний поход против нас, на Нарак.

– Какая жалость, – проговорил Абронай в ритме размышления, – что твоя встреча с ними прошла так неудачно.

– Они хотели известить меня о разрушении, которое собираются устроить, – солгала Эшонай. – Они хотели позлорадствовать. Только по этой причине и встретились со мной.

– Мы должны подготовиться к битве, – сказал Давим в ритме тревоги.

Эшонай рассмеялась. Это было грубо, но она не смогла справиться с чувствами.

– К битве? Ты хоть слушал? Я могу призвать Великую бурю!

– С чьей-то помощью, – заметила Чиви в ритме любопытства. Шустрая форма. Еще одна слабая форма. Ее следует изгнать. – Ты говорила, что не сможешь сделать это сама. Сколько помощников тебе потребуется? Двух сотен, что уже есть, точно должно хватить.

– Нет, их слишком мало, – возразила Эшонай. – Я чувствую, что чем больше у нас будет людей в новой форме, тем серьезнее шансы на успех. И потому я считаю необходимым совершить преображение.

– Да, – согласилась Чиви. – Но скольким из нас?

– Всем.

Давим загудел в ритме изумления, решив, что это шутка. Он умолк, когда увидел, что остальные сидят молча.

– У нас будет только один шанс, – сказала Эшонай в ритме решимости. – Человеки покинут свои военные лагеря все вместе, одним большим войском, которое попытается достичь Нарака во время затишья. На плато они окажутся совершенно беззащитны, им негде будет спрятаться. Великая буря, начавшаяся в такой момент, уничтожит их!

– Мы даже не знаем наверняка, сможешь ли ты призвать бурю, – возразил Абронай в ритме скепсиса.

– Вот поэтому и требуется, чтобы как можно больше нас приняли буреформу. Если мы упустим эту возможность, наши дети будут петь нам песни проклятия, если вообще проживут достаточно долго, чтобы петь. Это наш шанс, единственный шанс. Вообразите десять человечьих армий, изолированных на плато и вынужденных бороться с мощной бурей, которую они не ждали! Нам в буреформе она не страшна. Если кто и выживет, мы легко их добьем.

– Это и впрямь соблазнительно, – согласился Давим.

– Мне не нравится, как выглядят те, кто принял эту форму, – сказала Чиви. – Мне не нравится, как слушающие требуют, чтобы им ее дали. Возможно, двух тысяч хватит.

– Эшонай, – поинтересовался Давим, – как ощущается эта форма?

Вопрос был сложнее, чем казалось. Каждая форма в каком-то смысле меняла слушающего. Боевая делала более агрессивным, брачная вынуждала чаще отвлекаться, шустрая заставляла сосредотачиваться, а рабочая – покоряться.

Эшонай настроилась на мир.

Нет. Вот он, вопящий голос. Как же она этого не заметила, проведя в новой форме недели?

– Я чувствую себя живой, – ответила Эшонай в ритме радости, – сильной, меня переполняет мощь. Я чувствую связь с миром, которую должна была познать давным-давно. Давим, это похоже на смену тупоформы на любую другую – да, перемены столь значительны. Теперь, когда я владею этой силой, мне понятно, что до сих пор я не жила по-настоящему.

Она подняла руку и сжала кулак. Воительница чувствовала, как энергия циркулирует по руке вместе с сокращением мышц, хотя ничего не было видно под осколочным доспехом.

– Красные глаза, – прошептал Абронай. – Неужели мы дошли до этого?

– Решение еще не принято, – напомнила Чиви. – Возможно, нам четверым следует сначала все оценить, а потом сказать, стоит ли остальным присоединяться. – Венли открыла рот, но Чиви взмахнула рукой, не давая ей говорить. – Венли, ты уже все сказала. Мы знаем, чего ты хочешь.

– К несчастью, ждать нельзя, – возразила Эшонай. – Если мы хотим загнать алетийские войска в ловушку, требуется время, чтобы преобразить всех до того, как человеки отправятся на поиски Нарака.

– Я хочу попробовать, – проговорил Абронай. – Возможно, надо предложить нашим людям массовое преображение.

– Нет, – отрезала Зульн в ритме мира.

Представительница тупоформы в Пятерке сидела ссутулившись и не поднимая глаз. Она почти все время молчала.

Эшонай настроилась на раздражение:

– Как это понять?

– Нет, – повторила Зульн. – Это неправильно.

– Я бы хотел, чтобы мы все пришли к согласию, – сказал Давим. – Зульн, отчего ты не хочешь прислушаться к голосу разума?

– Это неправильно, – повторила тупица.

– Она тупая. – Эшонай пожала плечами. – Нам не стоит обращать на нее внимание.

Давим загудел в ритме беспокойства:

– Эшонай, Зульн представляет прошлое. Ты не должна так отзываться о ней.

– Прошлое мертво.

Абронай присоединился к Давиму и тоже загудел в ритме беспокойства:

– Возможно, нам следует еще подумать. Эшонай, ты… говоришь не так, как раньше. Я и не понял, что перемены были такими разительными.

Эшонай настроилась на один из новых ритмов – ритм гнева. Воительница удерживала песню внутри и машинально начала гудеть. Они такие трусливые, такие слабые! Из-за них ее народ погибнет.