Брендон Сандерсон - Слова сияния

– У них есть Призвания, – напомнил Лан, сплетая и расплетая пальцы. Как бы назвать эту забаву – распальцовка? – Им помогают ордена.

Она покачала головой:

– Лан, почему он с нами не разговаривает? Вестники утверждали, что мы победили Приносящих пустоту, что Ахаритиам стал величайшей победой человечества. Но разве он не должен был послать их, чтобы наставлять нас, давать советы? Почему они не пришли во время Иерократии и не осудили нас? Если церковь вершила зло, почему Всемогущий не сказал ни единого слова, чтобы ее остановить?

– Я… ты ведь не намекаешь, что нам следует начать все заново? – Он вытащил носовой платок и вытер пот с шеи и головы. Разговор ему нравился все меньше и меньше.

– Сама не знаю, на что я намекаю, – прошептала молодая жрица. – Я лишь вижу: что-то пошло не так. Все это совершенно неправильно. – Она посмотрела на него и встала. – Я приняла твое предложение.

– В самом деле?

– Я не покину Холинар, – пояснила жрица. – Я останусь здесь и буду творить добро, как смогу.

– Ты не навлечешь неприятности на других ревнителей?

– У меня нет проблем с ревнителями, – произнесла она, протягивая руку, чтобы помочь ему подняться. – Я просто попытаюсь стать хорошим примером, которому смогут последовать остальные.

– Что ж, прекрасно. По-моему, ты поступаешь очень правильно.

Девушка ушла, и он снова вытер пот с головы. Она не пообещала, что будет вести себя смирно. Непонятно, насколько сильно ему стоит об этом беспокоиться.

Как выяснилось, весьма сильно.

На следующее утро Лан приплелся в Народный зал – большое, открытое строение в тени дворца, где король или королева общались с простолюдинами, выслушивая их жалобы. Бормочущая толпа пребывавших в ужасе ревнителей собралась у стены.

Лан уже все знал, но хотел увидеть собственными глазами. Он пробрался в первый ряд. Там стояла на коленях Пай, опустив голову. Похоже, она рисовала всю ночь – при свете сфер писала на полу глиф за глифом. Никто ничего не заметил. Зал обычно запирали, когда не использовали, а девушка начала трудиться, после того как все уснули или напились.

Десять больших глифов были нарисованы прямо на каменном полу, достигая помоста, где располагался королевский Простой трон. Глифы перечисляли десять дурацких атрибутов, которые воплощали десять дурней. Рядом с глифами имелся записанный женским алфавитом абзац, объяснявший, что общего у королевы было с каждым из десяти дурней.

Лан читал с ужасом. Это… это не просто жесткая критика. Это было осуждение всей правящей верхушки, всех светлоглазых и трона!

Пай казнили на следующее утро.

Вечером начались бунты.

Голос глубоко внутри Эшонай продолжал кричать. Даже когда она не настраивалась на старый ритм мира. Воительница старалась занять себя, чтобы приглушить его, прогуливаясь по безупречно круглому плато рядом с Нараком, где ее солдаты часто тренировались.

Ее народ стал чем-то древним и одновременно чем-то новым. Чем-то мощным. Они замерли рядами на этом плато, гудя в ритме ярости. Правительница разделила их по боевому опыту. Новая форма не превращала слушателя в солдата; многие из них всю свою жизнь были трудягами.

У всех будет своя роль. Они вызовут нечто великое.

– Алети придут, – бросила сестра, неспешно следовавшая за Эшонай, машинально поигрывая энергией, стреляя молниями от пальца к пальцу. В новой форме Венли часто улыбалась. В остальном она казалась такой же, как всегда.

Эшонай осознавала, что изменилась. Но Венли… Венли вела себя так же.

Что-то в этом было неправильно.

– Шпион, который прислал нам донесение, уверен в этом, – продолжила сестра. – Твоя встреча с Черным Шипом, похоже, побудила их действовать, и человеки намереваются ударить по Нараку всем, что у них есть. Разумеется, все это по-прежнему может закончиться катастрофой.

– Нет, – возразила Эшонай. – Нет. Все безупречно.

Венли уставилась на нее, остановившись посреди каменистого поля.

– Нам больше не надо тренироваться. Мы должны действовать – давай вызовем Великую бурю прямо сейчас.

– Мы это сделаем, когда человеки будут близко, – ответила Эшонай.

– Почему? Давай вызовем ее сегодня ночью.

– Глупости, – отрезала Эшонай. – Это инструмент, который надо использовать в бою. Если мы устроим неожиданную бурю сейчас, алети не придут, и мы не победим в этой войне. Надо подождать.

Венли как будто призадумалась. Наконец она улыбнулась и кивнула.

– Что такого ты знаешь и не говоришь мне? – требовательно спросила Эшонай, взяв сестру за плечо.

Улыбка Венли сделалась шире.

– Просто ты меня убедила. Надо подождать. В конце концов, буря будет дуть в неправильную сторону. Или все остальные бури дули в неправильную сторону, а эта впервые будет дуть правильно?

В неправильную сторону?

– Откуда ты знаешь о направлении?

– Из песен.

Песни. Но… в них ведь ничего не было про…

Что-то глубоко внутри Эшонай побудило ее не останавливаться.

– Если это правда, – сказала она, – придется дождаться, пока человеки не окажутся на самых подступах к нам, и лишь тогда мы сможем обрушить на них эту бурю.

– Значит, так и поступим, – согласилась Венли. – Я займусь обучением. Наше оружие будет готово.

Сестра говорила в ритме страстного желания – он походил на старый ритм нетерпения, но был яростней.

Венли ушла в сопровождении своего бывшего брачника и многих ученых. Они чувствовали себя удобно в этих формах. Слишком удобно. Ученые ведь не могли раньше их принимать… или могли?

Эшонай приглушила вопли внутреннего голоса и отправилась готовить еще один батальон новобранцев. Роль генерала всегда была ей ненавистна. Какая ирония: теперь она останется в песнях как военачальница, которая наконец-то сокрушила алети.

Таравангиан, король Харбранта, проснулся с затекшими мышцами и болью в спине. Он не чувствовал себя глупым. Это был добрый знак.

Мужчина со стоном приподнялся. Эти боли теперь были постоянными, и его лучшие целители могли только качать головами и твердить, что для своего возраста он неплохо сохранился. Неплохо. Его суставы трещали точно дрова в камине, и он не мог встать быстро, не рискуя потерять равновесие и рухнуть на пол. Воистину старение самое страшное из предательств – предательство собственного тела.

Король сел на своей койке. За стеной каюты плескалась вода, и в воздухе пахло солью. Однако где-то неподалеку раздавались крики. Корабль прибыл точно в срок. Отлично.