Джон Норман - Наёмники Гора (ЛП)

Относительно этих писем, меня теперь терзали противоречивые чувства. Я и раньше не сомневался, а теперь был более чем когда-либо убежден в их важности, а также и в опасности их доставки. Таурентианцы не зря находились столь далеко от Ара. Я подозревал, что именно в этом и заключалась их миссия, по приказу некого высокопоставленного человека в Аре, просеять беженцев и путешественников, вычисляя тех, кто мог бы быть недружественным к их интересам или их партии в Аре. Теперь для меня уже не было секретом, почему прежние посыльные или агенты, оказались не в состоянии вступить в контакт с регентом и высшим генералом Ара. Насколько я помню, я уже пятый кому было поручено это щекотливое задание. Несомненно, Эфиальтэс, заполучивший мои охранные грамоты, был принят за агента Дитриха из Тарнбурга. Я вздрогнул. Я был благодарен этому Эфиальтэсу, за то, что это он, а не я, предъявил те письма на посту. Вероятно, по требованию офицера, я сделал бы то же самое. Впрочем, даже догадайся я не показать их здесь, можно не сомневаться, я сделал бы это где-нибудь в другом месте.

Я с горечью улыбнулся. Вот уж действительно, охранные грамоты! Они скорее гарантировали смерть, а не охрану для любого столь смелого или столь глупого, кто бы согласился взять их. Я видел маленькую фигуру Эфиальтэса, исчезающую вдали. Он стремился украсть защиту, а присвоил смерть. Он оказался, подобно некому крошечному насекомому пойман в мрачную и ужасную сеть, существования которой он даже представить себе не мог.

— Что за бумаги были прибиты к шесту? — поинтересовалась Боадиссия.

— Наши охранные грамоты, — нехотя сообщил я ей, и обернулся, чтобы смотреть вперед на дорогу. — Мы прибудем в Ар завтра утром. Возможно, от ночного бивака Ты будешь в состоянии увидеть его огни.

— А Ар — большой город? — спросила девушка.

— Можешь не сомневаться, — ответил я.

— Вот заедем на гребень этого холма, — сообщил возница, указывая кнутом, — и Вы увидите Ар.

Боадиссия тут же вскочила с места и, подбежав к переднему ограждению наёмного экипажа, вцепилась в перила обеими руками.

— В сторону, отвали в сторону, — крикнул кучер группе из нескольких пешеходов шедших по дороге.

Солнце стояло слева от нас. Подъём на холм оказался довольно крутым. На обочине вдоль дороги, стояли несколько фургонов. Похоже их остановили, чтобы в спокойной обстановке можно было полюбоваться городом.

Женщина, с мешком на спине, споткнулась, но устояв на ногах, торопливо отошла на обочину дороги.

— Ах! — воскликнула Боадиссия. — Вот это да!

Сразу несколько пассажиров встали со своих скамей, вглядываясь вдаль. Возница остановил экипаж на вершине холма.

Прежде я уже неоднократно видел Ар, так что к этому виду был приучен, и не стал вскакивать со своего места, как это сделали другие, кто оказался здесь в первый раз.

— Невероятно! — прошептал один из мужчин.

— Изумительно! — вторил ему другой.

Улыбнувшись их ребяческому энтузиазму, я также поднялся на ноги. Впереди, на расстоянии приблизительно четыре — пять пасангов возвышались сверкающие стены блистательного Ара.

— Я понятия не имел, насколько огромен этот город, — восторженно заявил один из пассажиров.

— Да, он большой, — согласился с ним другой.

— А вон центральная башня! — указал третий.

Верхняя кромка городской стены, находившаяся на высоте в сотню футов или даже больше, сверкала на солнце так ярко, что даже на таком расстоянии приходилось щуриться. Сами стены теперь были белыми. Вероятно, это было сделано за то время, что прошло со свержения узурпатора Цернуса, и реставрации власти Марленуса, Убара Убаров. Отсюда уже можно было увидеть большие ворота и главную дорогу, приводящую к ним от Виктэль Арии. Судя по всему, подумал я, нам самим вскоре придётся двигаться по той дороге к Виктэль Арии. Внутри этих сверкающих стен, таких высоких и мощных, возвышались тысячи зданий, и настоящий лес господствовавших над городом башен, разнообразных высот и цветов. Я знал, что многие из этих башен соединены между собой узорчатой паутиной высоких мостов, раскинувшейся на разных уровнях. Однако было непросто рассмотреть на таком расстоянии эти мосты, и лишь чуть заметные отблески света выдавали их местонахождение.

— Не думаю, что когда-либо, где-либо, видел что-либо столь красивое, — пробормотал мужчина.

Мы смотрели на то, что, несомненно, было самым большим городом известного Гора.

— Я не ожидал, что он выглядит столь величественно, — восхищённо добавил другой пассажир.

Я помнил большие городские ворота. Мне не забыть стоявшую под этими стенами, так давно, орду Па-Кура. И уж конечно невозможно стереть из моей памяти дом Цернуса, Стадион Тарнов и моего огромного тарна — Убара Небес, группировки болельщиков и гонки на тарнах, Стадион Клинков и окровавленный песок его арены. Я отлично помню улицы, термы, магазины, широкие величественные проспекты с их фонтанами и узкие извилистые улочки менее престижных районов, больше похожие на тёмные коридоры, в которые даже в полдень не заглядывает солнце.

— Никогда не видел ничего подобного этому, — признал один из мужчин.

— И я тоже, — поддержал его другой, с благоговейным страхом в голосе.

Я смотрел на раскинувшийся впереди великий город. Именно в таких местах объединился сложность и простота, нищета и богатства мира. Именно такие места становятся редкостными, драгоценными очагами культуры, удивляющими остальной мир восхитительными произведениями искусства, музыки, театра, литературы, архитектуры. Они становятся символами искусства, подобно горам возвышаясь над прочими народами. В них соединены в неразрывный сплав железо и серебро, золото и сталь, сила денег и мощь оружия, кресла финансистов и троны власти. Я пристально глядел на сверкающий город. Как потрясающе он выглядел. Такие места притягивают человека подобно магниту, они взывают к нему подобно золоченым трубам, они завлекают внутрь в свои великолепные чудеса, околдовывая его своими зачастую весьма призрачными возможностями, нашёптывая распутные обещания, они становятся символами стремительного течения жизни. В них пытаются добиться богатства, завоёвывают богатства, и теряют их. В них толпы соседствуют с одиночеством, в них удача шагает рука об руку с провалом. На их площадях надежда борется с отчаянием, а значимость питается за тем же самым столом с бессмысленностью. В таких местах, возможно, собирается всё лучшее и худшее, что только мог сделать человек, его прошлое и будущее, его боль и удовольствие, его тьма и свет.

— Напитки, прохладные напитки! — выкрикивала женщина, придорожная торговка, предлагая соки.