tom

Прихожане заполнили оба придела: престарелый и неимущий почтмейстер, знавший лучшие дни; мэр со своей супругой - ибо в городишке имелся и мэр, вместе с прочими ненужностями; судья; вдова Дуглас - красивая, нарядная женщина лет сорока, добрая душа, всем известная своей щедростью и богатством, владелица единственного барского дома во всем городе, гостеприимная хозяйка и устроительница самых блестящих праздников, какими мог похвастать Сент-Питерсберг; почтенный согнутый в дугу майор Уорд со своей супругой; адвокат Риверсон, новоявленная знаменитость, приехавшая откуда-то издалека; местная красавица в сопровождении стайки юных покорительниц сердец, разряженных в батист и ленты. Вслед за девицами ввалились целой гурьбой молодые люди, городские чиновники, - полукруг напомаженных вздыхателей стоял на паперти, посасывая набалдашники своих тросточек, пока девицы не вошли в церковь; и, наконец, после всех явился Примерный Мальчик Вилли Мафферсон со своей мамашей, с которой он обращался так бережно, как будто она была хрустальная. 628He always brought his mother to church, and was the pride of all the matrons. Он всегда сопровождал свою мамашу в церковь и был любимчиком городских дам. 629The boys all hated him, he was so good. And besides, he had been "thrown up to them" so much. Зато все мальчишки его терпеть не могли, до того он был хороший; кроме того, Вилли постоянно ставили им в пример. 630His white handkerchief was hanging out of his pocket behind, as usual on Sundays--accidentally. Как и всегда по воскресеньям, белоснежный платочек торчал у него из заднего кармана - будто бы случайно. 631Tom had no handkerchief, and he looked upon boys who had as snobs. У Тома платка и в заводе не было, поэтому всех мальчиков, у которых были платки, он считал франтами. 632The congregation being fully assembled, now, the bell rang once more, to warn laggards and stragglers, and then a solemn hush fell upon the church which was only broken by the tittering and whispering of the choir in the gallery. После того как собралась вся паства, колокол прозвонил еще один раз, подгоняя лентяев и зевак, и в церкви водворилось торжественное молчание, нарушаемое только хихиканьем и перешептыванием певчих на хорах. 633The choir always tittered and whispered all through service. Певчие постоянно шептались и хихикали в продолжение всей службы. 634There was once a church choir that was not ill-bred, but I have forgotten where it was, now. Был когда-то один такой церковный хор, который вел себя прилично, только я позабыл, где именно. 635It was a great many years ago, and I can scarcely remember anything about it, but I think it was in some foreign country. Это было что-то очень давно, и я почти ничего о нем не помню, но, по-моему, это было не у нас, а где-то за границей. 636The minister gave out the hymn, and read it through with a relish, in a peculiar style which was much admired in that part of the country. Проповедник назвал гимн и с чувством прочел его от начала до конца на тот особый лад, который пользовался в здешних местах большим успехом. 637His voice began on a medium key and climbed steadily up till it reached a certain point, where it bore with strong emphasis upon the topmost word and then plunged down as if from a spring-board: Он начал читать не очень громко и постепенно возвышал голос, затем, дойдя до известного места, сделал сильное ударение на последнем слове и словно прыгнул вниз с трамплина: 638Shall I be car-ri-ed toe the skies, on flow'ry BEDS of ease, Whilst others fight to win the prize, and sail thro' BLOODY seas? О, мне ль блаженствовать в раю, среди цветов покоясь, Тогда как братья во Христе бредут в крови по пояс! 639He was regarded as a wonderful reader. Он славился своим искусством чтения. 640At church "sociables" he was always called upon to read poetry; and when he was through, the ladies would lift up their hands and let them fall helplessly in their laps, and "wall" their eyes, and shake their heads, as much as to say, На церковных собраниях его всегда просили почитать стихи, и как только он умолкал, все дамы поднимали кверху руки и, словно обессилев, роняли их на колени, закатывали глаза и трясли головами, будто говоря: 641"Words cannot express it; it is too beautiful, TOO beautiful for this mortal earth." "Словами этого никак не выразишь, это слишком хорошо, слишком хорошо для нашей грешной земли". 642After the hymn had been sung, the Rev. Mr. Sprague turned himself into a bulletin-board, and read off "notices" of meetings and societies and things till it seemed that the list would stretch out to the crack of doom--a queer custom which is still kept up in America, even in cities, away here in this age of abundant newspapers. После того как пропели гимн, его преподобие мистер Спрэг повернулся к доске объявлений и стал читать извещения о собраниях, сходках и тому подобном, пока всем не начало казаться, что он так и будет читать до второго пришествия, - странный обычай, которого до сих пор придерживаются в Америке, даже в больших городах, невзирая на множество газет. 643Often, the less there is to justify a traditional custom, the harder it is to get rid of it. Нередко бывает, что чем меньше оправданий какому-нибудь укоренившемуся обычаю, тем труднее от него отделаться. 644And now the minister prayed. А потом проповедник стал молиться. 645A good, generous prayer it was, and went into details: it pleaded for the church, and the little children of the church; for the other churches of the village; for the village itself; for the county; for the State; for the State officers; for the United States; for the churches of the United States; for Congress; for the President; for the officers of the Government; for poor sailors, tossed by stormy seas; for the oppressed millions groaning under the heel of European monarchies and Oriental despotisms; for such as have the light and the good tidings, and yet have not eyes to see nor ears to hear withal; for the heathen in the far islands of the sea; and closed with a supplication that the words he was about to speak might find grace and favor, and be as seed sown in fertile ground, yielding in time a grateful harvest of good. Это была очень хорошая, длинная молитва, и никто в ней не был позабыт: в ней молились и за церковь, и за детей, принадлежащих к этой церкви, и за другие церкви в городке, и за самый городок, и за родину, и за свой штат, и за всех чиновников штата, и за все Соединенные Штаты, и за все церкви Соединенных Штатов, и за конгресс, и за президента, и за всех должностных лиц; за бедных моряков, плавающих по бурному морю, за угнетенные народы, стонущие под игом европейских монархов и восточных деспотов; за тех, кому открыт свет евангельской истины, но они имеют уши и не слышат, имеют глаза и не видят; за язычников на дальних островах среди моря; а заключалась она молением, чтобы слова проповедника были услышаны и пали на добрую почву, чтобы семена, им посеянные, взошли во благовремении и дали обильный урожай. 646Amen. Аминь. 647There was a rustling of dresses, and the standing congregation sat down. Зашелестели юбки, и поднявшиеся со своих мест прихожане снова уселись. 648The boy whose history this book relates did not enjoy the prayer, he only endured it--if he even did that much. Мальчик, о котором повествует эта книга, нисколько не радовался молитве: он едва ее вытерпел, и то через силу. 649He was restive all through it; he kept tally of the details of the prayer, unconsciously --for he was not listening, but he knew the ground of old, and the clergyman's regular route over it--and when a little trifle of new matter was interlarded, his ear detected it and his whole nature resented it; he considered additions unfair, and scoundrelly. Во все время молитвы он вертелся на месте; не вникая в суть, он подсчитывал, за что уже молились, - слушать он не слушал, но самая суть давно была ему наизусть известна, известно было также, что после чего будет сказано. И когда пастор вставлял от себя что-нибудь новенькое, Том ловил ухом непривычные слова, и вся его натура возмущалась: он считал такие прибавления нечестными и жульническими. Читать дальше