Хафса Файзал - Избавители звезд [litres]

– Оно умирает, – тихо проговорил Сеиф.

Зафира подошла к нему неуверенно, ведь он был бесстыдно раздет. Его одеяния были разложены немного дальше от воды, на сухом песке – сохли. С тех пор как они начали своё путешествие, сердце потемнело ещё больше. Оно пульсировало мучительно медленно, и между умирающими ударами воцарялась оглушительная тишина, ничто .

– Оно не может умереть, – сказала девушка. В глазах защипало, и Сеиф посмотрел на неё так, словно она рехнулась, но Зафира покачала головой: – Оно не может умереть. Не теперь, когда мы столько прошли, чтобы найти его и другие сердца. Не теперь, когда оно навсегда оставит нас без волшебства.

Кифа воткнула копьё в мокрый песок.

– Ну пока сердце не умерло, оно всё ещё живо. А теперь, yalla, бессмертный. Тебе нужно найти минарет, а нам, Охотница, – Кифа ткнула копьём в сторону Зафиры, – нужно отыскать кровь.

Зафира радовалась жаркому солнцу, поскольку её одежда вымокла до нитки. Радовалась, как пальцы-лучи поглаживали её по спине, и тянулась к этому теплу. Это напоминало ей о другом касании, о другом упоительном жаре, которого она жаждала.

Было ли это неправильным – заставлять себя поверить, что в её комнате оказался именно он ? Что это его слова были такими смелыми. Его губы касались её шеи. Его рука застыла на её бедре… Его, а не Льва. Было ли неправильным отстраниться от всего потом – от девушки в жёлтом платке, от его неумения отрицать то, что было так больно и очевидно?

Миг, когда дверь открылась, снова вспыхнул перед её внутренним взором. Насир стоял неподвижно, глядя на девушку – совсем не так, как он смотрел на Зафиру. И взгляд его серых глаз горел так, что мог бы поспорить с самим солнцем.

Она рыкнула. Хотелось кричать. Хотелось толкнуть его на землю и рвать на части руками, ногтями, ртом.

«На землю или на твою постель?» – поддразнила Ясмин в её голове.

– Эй, стой. – Кифа прищёлкнула языком, зыркнув на Зафиру.

Девушка провела ладонью по шее коня, извиняясь. Сейчас был её черёд ехать верхом на коне Сеифа, и она поражалась, каким спокойным оставался скакун, несмотря на то что разъярённые морские чудовища чуть не убили его. Может, Сеиф терпеть не мог смертных, но с животными он обращаться умел.

Песок уступил место камням, постукивающим под копытами. А вскоре Зафира увидела впереди белую стену, возвышавшуюся не меньше чем на четыре её роста. Кое-где стену прорезали фигурные стрельчатые арки. Здесь и был проход в халифат, который многие только мечтали увидеть.

– Всего лишь Альдерамин, – фыркнула Кифа.

Гнев вспыхнул в Зафире, жаркая ярость. Она знала о стене и даже когда-то выразила недовольство ею, но она ведь уединённо жила в своём маленьком селении. Теперь, когда она увидела и другие земли Аравии, это было совсем иначе – понимать, что Альдераминские сафи трусливо прятались за своей стеной, не заботясь ни о чём.

– Если бы и ты прожила целую вечность у радужных вод, ты бы тоже воздвигла такую стену, – угрюмо проговорил Сеиф. – Всё, что угодно, только бы заслониться от этих проклятых деревьев.

– Чтобы не видеть ни Арз, ни наши страдания? – огрызнулась Зафира.

Сеиф, как обычно, проигнорировал её, ведь она была всего лишь смертной, и её жизнь проходила стремительно, тогда как он был бессмертным, королём в своих собственных глазах. Она испытала прилив гордости от того, что сейчас сидела в седле, а он смотрел на неё снизу вверх, сжимая сердце, облачённый в ещё не высохшую одежду.

Бесплодный песок уступил место сухому кустарнику, а затем зелёной поросли. Деревья с крепкими здоровыми стволами тянулись к небу, и прохладной тени под ними хватило бы, чтобы там могли играть дети. Жасмин цвёл точно снег. В ветвях пели птицы, а за дорогой прогуливался верблюд со своими братьями. И всё же Зафира пока так и не вошла за стены Альдерамина.

– Сафи благословлены, – сказал Сеиф. Что-то в его тоне удержало Зафиру от того, чтобы скривить губы от отвращения к его тщеславию.

Она поменялась местами с Кифой – слезла с лошади и передала воительнице поводья.

– Благословлены жизненной силой, которая не знает себе равных, – продолжал сафи. – Ловкостью. Слухом. Веком. Когда проклятие пало на Аравию, каждый халифат страдал по-своему. На Деменхур обрушился вечный снег. Пелузия, на полях которой прежде прорастало всякое семя, лишилась своего плодородия.

Он смотрел вперёд, на стену. Теперь Зафира различала детали. Волны искрящегося песка ласкали стену. За огромными арками кипела жизнь.

– В Альдерамине нет ничего особенного, кроме нас, вечных, древних, как сама земля. Сафи по природе своей менее плодовиты, чем люди. – Он замолчал, обдумывая следующие слова. – Мы начали вымирать. Недуг распространился по всему халифату. Смерть, о которой прежде не слышали никогда, кроме как в ходе войн и сражений, стала обычным явлением. Мы отсекли себя от мира из необходимости, ибо столкнулись с чем-то большим, чем просто потеря волшебства. Мы оказались перед лицом полного уничтожения нашего народа.

Зафира потрясённо замолчала. Кифа недоверчиво вздохнула. Похоже, ложь, которую преподавали Зафире, не ограничивалась её селением, её городом или даже целым её халифатом.

Все жители Аравии считали, что сафи изолировали себя за своими стенами из тщеславия, из эгоизма и желания сохранить себя. Да, это и было попыткой сохранить себя, но не равнодушной, не беспечной. Не потому, что они жадно стерегли свои богатства.

А просто потому, что у них не было выбора.

Они страдали одни, тихо и смело. И так легко было поверить, что тот, кто не говорил о своих страданиях, не страдал.

Как и Лана. Как и её принц с пепельными глазами.

– Почему же вы позволили целому королевству думать иначе? – спросила Кифа.

– И признать своё поражение? – спросил Сеиф так, словно она предлагала убийство.

Кифа, обеспокоенная и ожидавшая какого-нибудь ужасного ответа, закатила глаза. Зафира рассмеялась… и удивилась, когда уголок рта Сеифа дрогнул в подобии улыбки.

Чувствовать так глубоко, как она, было и даром, и проклятием. Увидеть Альдерамин во сне-путешествии было совсем не то же самое, чем увидеть его наяву. Поверить, что реальность не поразит её, было ошибкой.

Огромной, болезненной ошибкой.

Окраины халифата были такими же великолепными, как и сама столица. Эта красота десятикратно превосходила красоту Крепости Султана. Как и во сне, Зафира не могла отделаться от ощущения, что эта земля более живая, чем какая-либо ещё. Жизнь пульсировала повсюду – от ящериц с колючими хвостами, снующих по стволам финиковых пальм, до кричащих и смеющихся детей, которые гонялись друг за другом под аркой, обегали кругом выступ низкой крыши и прыгали в сине-зелёный бассейн. От ярких красок одежды местных до разноцветья платков, висевших на верёвках и покачивавшихся на лёгком ветру.