Хафса Файзал - Избавители звезд [litres]

– Эй, – проговорила Кифа с набитым ртом. – Ты ничего не ела целый день?

Зафира пожала плечами, глядя только перед собой. Кифа проигнорировала её и протянула на ладони три монеты.

В двух шагах от них какой-то поэт залез на ящик и начал жаловаться на яд любви.

– Оставь себе, – сказала Зафира, сама себя ненавидя за сарказм в голосе. – Я не голодна.

Кифа сунула монеты в руку Зафиры.

– Это деньги Сеифа. Чтобы оплатить комнаты.

Сеиф не дал им ни динара, и они обе это знали. Но простая ложь почему-то сделала всё легче. А может, дело было в голоде. Не встречаясь с Кифой взглядом, Зафира взяла монеты и нырнула в базарную толпу.

Возможность наконец подкрепиться заставила её желудок снова заурчать, и от пустоты, поднимавшейся к самому горлу, даже голова немного закружилась. Это всё монетки. Без денег Зафира бы проигнорировала голод, отложила его в сторону. Такая вот странность сознания.

Она остановилась у первого же попавшегося прилавка, где сафи разводила огонь, другой рукой медленно поворачивая вертел. Женщина была гораздо менее элегантна, чем те сафи, которых знала Зафира.

– Два с половиной динара, – сказала сафи прежде, чем Зафира успела что-то произнести, и посмотрела на девушку как на беспризорницу, пришедшую вымаливать объедки.

Зафира расправила плечи и тихонько, как дура, звякнула монетами. Два с половиной динара – это было слишком много. Нужно было поторговаться, как обычно и делали покупатели, но, как правило, торговался за них обоих Дин.

– А за одну лепёшку?

– Один динар.

«Динар за лепёшку?!»

За ней уже начала выстраиваться очередь.

– Я… я возьму лепёшку.

Сафи проворчала что-то и выхватила лепёшку из стопки, которая лежала рядом с жаровней для сохранения тепла. Зафира осторожно положила монету на потёртый прилавок, ощутив какое-то детское чувство собственной силы, когда положила два других динара в карман. Вес монет утешал – словно обещание, вшитое под одежду, гарантия, что будет еще пища. Сафи увидела и, помедлив мгновение, набрала полную ложку тёплого жира, скопившегося под вертелом, намазала на хлеб, аккуратно сложила лепёшку пополам и передала Зафире. Потом она уже нашла взглядом следующего покупателя, а охотница была слишком голодна и слишком благодарна, чтобы проявлять гордость.

Кифа ждала её, внимательно изучая толпу, постукивая ногой.

– Что там внутри?

– Ничего, – ответила Зафира, отрывая кусочек хлеба.

Кифа нахмурилась:

– Ты купила… пустую лепёшку.

Зафира пожала плечами – недостаточно небрежно. Небеса, почему она не могла выглядеть более равнодушной? Почему внезапно захотелось, чтобы плащ защитил напряжённые плечи?

Она опустила взгляд, но Кифа смягчилась. Казалось преступным даже думать о том, чтобы потратить целых три динара на одну трапезу, но было очевидно – они с Кифой смотрели на деньги по-разному.

Лепёшка наполнила желудок, и этого Зафире было достаточно. Монеты позвякивали в кармане. Этого было более чем достаточно.

– Ну вот, – проговорила девушка, когда к ней вернулось какое-то подобие силы и она собрала остатки самоуважения. Её взор снова был ясен, и она указала на узкие улочки между лавками. – Если Bait ul-Ahlaam должен быть где-то здесь – он наверняка в торговых рядах. Ты иди налево, а я – направо.

– Я хочу направо, – ответила Кифа.

– Милости прошу, sayyida. Только не заблудись.

– Держи меня за руку, мама, – фыркнула Кифа и скрылась в толпе.

До прибытия сановников оставалось ещё много дней – как раз достаточно времени, чтобы покончить с медальоном, а затем прочесать дворец в поисках каких-либо зацепок, где могли бы находиться Лев и Альтаир. Письма, написанные рукой Гамека. Люди со странными приказами. Всё что угодно.

Когда стражники проводили Насира в его покои – в чём совершенно не было нужды, – принц обернулся к Лане:

– Ты мне доверяешь?

Он оценил, как она помолчала, обдумывая его вопрос, а потом наконец сказала:

– Да.

Насир обратился к стражникам:

– Комната, примыкающая к моей, чистая?

Один из этих дураков осмелился озорно ухмыльнуться и кивнул, но заговорил другой:

– Вам предоставить какую-нибудь женщину?

Губы Насира сжались в тонкую линию, и он молчал, пока охранник не занервничал, отступая. Его спрятанный в ножнах меч запутался в складках одежды его товарища, и они оба чуть не упали.

– А их покои? – спросил принц, указав на Айю и Лану.

– Мы… мы проводим…

– Отвечай на вопрос, – медленно проговорил он.

Стражники указали на две комнаты, располагавшиеся через коридор, как раз напротив покоев Насира, и поспешно удалились.

Насир окинул коридор внимательным взглядом, прежде чем посмотреть на Айю.

– В комнате, примыкающей к моим покоям, хватит места на двоих. Здесь небезопасно.

Айя с улыбкой отказалась:

– Принц, я уже достаточно долго держалась за своё бессмертие.

Лана наблюдала за ней, словно ожидала приглашения разделить комнату с ней, но Айя лишь коротко посмотрела на неё. Насир ничуть не удивился. Laa, он ожидал этого, ведь Айя не сумела сохранить жизнь даже собственному сыну. И никому он не доверял безопасность сестры Зафиры, только себе самому.

– Принц? – позвала Айя.

Насир обернулся, чуть изогнул бровь, маскируя тревогу за бесстрастностью.

– Снять медальон недостаточно.

– Через артефакт Лев контролирует его, – устало ответил Насир. – Контролировал его все эти годы. Искажал его суть… – наверное, больше, чем целое десятилетие. – Если медальон снять, тогда…

– Ты можешь быть полностью уверен, что султан останется таким, – ответила Айя. – Если медальон, как ты говоришь, исказил его суть, он более не служит своей цели.

Но Насир помнил эти вспышки человечности под покровом бессердечия Гамека. Знал, что его отец всё ещё был там, внутри.

Айя ждала, и на её лице отчётливо отражались жалость и недоверие.

– Я знаю, во что ты веришь, мой милый. Я знаю, на что ты надеешься. Но ты не сможешь вернуть его.

Она ошибалась. Насир ни на что не надеялся. Надежда была для… Он не дал себе закончить эту мысль и отвернулся без единого слова, не обращая внимания на вопросительный взгляд Ланы, когда проводил её через гостиную в своих покоях в её спальню. Серые простыни были такими же гладкими и аккуратными, как в тот день, когда он уехал. Занавеси были всё так же задёрнуты, а запах его мыла был знакомым и успокаивающим. «Она ошибается», – убеждал себя принц.

– Здесь так одиноко, – тихо проговорила Лана, когда Насир открыл комод, перебирая содержимое, чтобы найти ключ.

Оказаться в собственных покоях было словно примерить на себя одеяние, пошитое по старым меркам, – его и одновременно не его. Казалось, вот-вот здесь появится Альтаир, устроившийся на покрывале, лукаво ухмыляющийся. А стены отразят смех генерала, ведь они тоже любили его голос. Думать об Альтаире было легче, чем думать о ней… чем представлять её здесь, в его покоях, в его объятиях.