Хафса Файзал - Избавители звезд [litres]

Убийцы бросились на него, и Насир вынужден был прерваться.

«Раз. Два…»

Он ослабил хватку и пригнулся. Кинжал Гамека вонзился в сердце одного из хашашинов. Насир воткнул скрытый в наруче клинок под колено другому хашашину, не теряя времени на убийство. Оказавшись у Гамека за спиной, он дёрнул цепь через голову.

Тотчас же шепотки наполнили разум, и Насир пошатнулся. Голоса шипели, тёмные, грубые, похожие на змей. Они умоляли и стонали, полные желания.

Желания.

Желания!

«Брось медальон», – приказал в сознании её голос, яркий, яростный.

Он не мог. Пелена теней накрыла его мысли, похищая что-то важное. Замещая его. Наполняя его пустоту.

Ослепляющая боль врезалась ему в спину, и его откинуло на пол. Плитки были прохладными. Медальон упал со звоном и стуком, но ничего не произошло. Айя оказалась права, и теперь он заплатит за это жизнью. Чья-то рука схватила его за шкирку, заставляя откинуть голову.

И вдруг всё замерло, когда прозвучал чуть слышный шёпот.

И сам Насир замер. Как долго он представлял себе этот миг… все они представляли. Но это было просто невозможно, чтобы султан вдруг сказал…

– Ибни, – повторил Гамек.

«Болван. Отброс. Ничтожество…» Всё исчезло, замещённое этим единственным шёпотом: «Мой сын».

Ибни. Он стал ребёнком со сломанной голенью.

Ибни. В благоговении он получил свой первый меч.

Ибни. Он посещал Сарасин, где люди гадали, почему пески начали темнеть.

И теперь это. Он стоял на коленях в своей комнате, а лёгкие забивал тяжёлый запах крови.

– Я знал, что это будешь ты. Весь мир будет у моих ног, но лишь ты сумеешь спасти меня.

Голос Гамека дрожал от бремени утерянных лет. Комната напоминала кладбище – плитки пола были окрашены алым, и трупы слепо смотрели распахнутыми глазами на светильники, свисавшие с богато украшенного потолка.

– Отпустите его.

Эти слова были произнесены не тем же голосом, а резким, суровым, как всегда. Даже последний из оставшихся в живых хашашинов вздрогнул.

Насир поднялся, едва устояв на ногах от потери крови. Голова и так шла кругом. Хашашин передал ему отрез ткани, чтобы он мог перевязать руку, из которой хлестала кровь.

Медальон лежал между ними, расколотый, отражая золото огня и лунный свет – тот самый медальон, который захватил его отца на много лет и отдал трон тирану.

Но теперь он был свободен. Свободен.

Насир шагнул вперёд, так близко, что ощутил жар, исходивший от султана. Гамек выглядел так же, как и миг назад, – серые глаза затуманились от изнеможения, и тревожные складки пролегли меж бровей.

– Ибни, – тихо повторил Гамек, и силы оставили Насира, когда отец прижал его к себе.

«Баба», – хотел сказать он, но горло сжалось, и он просто слушал, как билось сердце отца, словно в напоминание обо всём том, что могло быть утрачено навсегда.

Ночь смыла с неба последний свет, спасая базар от неизменного зноя. Зафира всегда думала, что люди её раздражают. То, как смеялись и улыбались деменхурцы, несмотря на все сложности, которые их окружали, действовало на нервы.

Теперь она знала – люди были ни при чём, всё дело было в ней самой. В её собственном внутреннем хаосе.

Пока она бродила по базару, пытаясь услышать зов Bait ul-Ahlaam, она изучала не только прилавки, но и окружающих

Молодой сафи мазал свежим йогуртом лепёшку для своей изумлённой человеческой покупательницы, и было ясно, что их чувства друг к другу взаимны. Зафира видела, как две сестры-сафи успели стащить что-то из тележки с оливками, когда торговец отвернулся, чтобы дать сдачу. Такого поведения девушка никак не ожидала от сафи и невольно улыбнулась.

Зафира прошла мимо лавки, где, наряду с табаком, на развес продавалась нарджила, вымоченная в патоке. Рядом расположилась лавка с абайами, украшенными по вороту сложной вышивкой, на которую наверняка ушли недели, а вырезы были такими глубокими, что девушка вспыхнула. Луну назад она вряд ли бы посмотрела дважды на яркие платья, а теперь задавалась вопросом, как будет выглядеть в таком. В любом из них.

«Ты по-прежнему бедна».

Нет, не потому она смотрела на платья, и прекрасно знала это. Зафира поспешила вперёд, проталкиваясь через толпу людей и сафи, чуть не споткнувшись о маленького песчаного котёнка, который рыскал у прилавков в поисках объедков. Вокруг витали запахи пряного сумаха, лука, манакиша и жареной баранины.

У поворота в какой-то тёмный переулок охотница остановилась. Из тускло освещённого входа лилась шепчущая музыка, и девушка воспряла духом.

– А вот и ты, – прошептала она в ответ.

Ночь набрасывала тени, которые слишком напоминали о Льве и украденном им сердце. О Насире и его своенравной тьме. Когда Зафира подошла к двери, мелодия зазвучала громче – звуки флейты, нежные и соблазнительные. Девушка вошла, затаив дыхание, прижав пальцы к бёдрам.

И нахмурилась. Помещение было просторным – может быть, в два или три этажа, – но, в отличие от других лавок, здесь было как-то пусто. Внутри не оказалось столов, заваленных безделушками, и ничего не крепилось на стенах.

«Милостивые снега, стены!» Зафира отвела взгляд от изображений, нарисованных на золочёных поверхностях – мужчин и женщин без одежды, переплетённых между собой в разных позах.

Сверху доносилось томное хихиканье вместе с более глубокими, ритмичными звуками, которых Зафира поначалу не услышала, а теперь не могла игнорировать. Поразительно медленно, но она всё-таки поняла, где оказалась, когда раздался тихий звук шагов по каменному полу. Мужчина уронил бисерную занавесь и направился к ней с такой сальной улыбкой, которая заставила бы даже Альтаира покраснеть. Возможно. «Нет, вряд ли…»

– Я помешала? – протянул знакомый голос.

Зафира обернулась. Воительница прислонилась к двери, скрестив руки на груди, и изогнула бровь, переводя взгляд с Зафиры на мужчину и обратно.

– Могу представить, как это заманчиво. В конце концов, Альдерамин – халифат мечты и всё такое… Но, проклятый Гулюль, хотя бы постарайся сосредоточиться на делах.

Кожа Зафиры так горела, словно её выпороли. Она развернулась и сверкнула глазами на мужчину, который лениво скользил по ней взглядом.

– Прекрати на меня пялиться.

Он замер. Стены, украшенные непристойными изображениями, эхом отразили смех Кифы, и Зафира одарила её раздражённым взглядом.

– Я услышала звуки флейты, – огрызнулась она, словно это всё объясняло.

Зафира следовала за Кифой через открытый базар. Вместе они свернули в другой переулок, где за ними наблюдал дряхлый старик. Проходя мимо него, девушка невольно вздрогнула, чувствуя спиной его взгляд, пока стены не сомкнулись вокруг, поглотив оставшийся свет.