Хафса Файзал - Избавители звезд [litres]

– Некоторые почести нужно отложить, чтобы наступил новый день и мы могли сражаться. Если кто-то и понял бы это, то Зафира. – Он стиснул зубы. – И Беньямин. Никогда не прощу себе, что мы бросили его там, но у нас не было выбора. Тот трон – твой по праву, и мне нужно, чтобы ты выжил и я мог посадить тебя на него.

Орда ифритов стала гуще, а толпа, напротив, редела – люди сбегали или падали замертво. Вспыхнуло пламя, озаряя мертвецов оранжевым светом. Он не был ни солдатом, ни генералом, но даже он видел, что это битву им не выиграть. Пока люди оставались во дворе, ифриты продолжали бы нападать, но Лев не был дураком. Он не навредит никому за этим вратами. Пока не навредит.

Плечи Насира опали. За спиной он оставил половину души и всё своё сердце целиком.

Лошади были только рады сбежать от тёмного племени Льва. Шея коня Насира поблёскивала в лунном свете, напоминая ему о серебристом шёлке. Страх запятнал город, и ядовитые слухи уже успели сорваться с чьих-то болтливых уст, но они с Альтаиром не останавливались, мчались по улицам.

Насир оцепенел, не осознавая ничего вокруг. Никогда он не будет дышать в унисон с другой. Его вздохи будут тянуться в одиночестве до скончания дней.

Альтаир вёл их к лавке Асфара – узкому зданию с бронзовыми воротами. Снаружи паслись два верблюда, а третий спал у невысокого покачивающегося на ветру кустарника. Насир, измождённый, спешился. Нежный ветерок проносился по чёрно-синему небу, робко скользя по его волосам и шее. Сердце отмеряло мгновения, и снова и снова перед внутренним взором проносилась смерть Зафиры. Они так спешили, и каждый миг вёл к следующему – медальон, пир, Альтаир.

Время потеряло смысл.

Сын Хайтама приблизился к ним так осторожно, словно Насир был диким зверем, и тихо сказал:

– Shukrun.

Насир уставился на него.

Как же он ненавидел его, этого невинного восьмилетнего мальчика. Ненавидел его бледную кожу, его певучий акцент. Ненавидел за то, что у него всё ещё был отец. Мучительный стон вырвался из груди Насира.

Её больше не было.

Альтаир осторожно отвёл мальчика к верблюдам, что-то тихо говоря ему, а когда вернулся – не сумел скрыть жалость достаточно быстро. Гнев вскипел в венах Насира, внезапный, ослепляющий. Он отбросил Альтаира к стене, схватил за разодранную рубаху.

– Это ты виноват, – с болью выдохнул он, теряя разум.

Альтаир не сопротивлялся:

– Как я мог остановить это?

Насир стиснул зубы. Альтаир говорил с ним мягко, словно с ребёнком.

– Говори со мной, Насир. Избей меня, если нужно. Порви меня на части, если это облегчит твою муку.

– Ты мог бы использовать свой свет. Мог уничтожить ифритов так же, как заставил распахнуться эти проклятые двери. Ты мог бы…

Всхлипнув, он разжал хватку. Альтаир прижал его к себе. Насир замер в этом подобии объятия, первом за много, много лет, а потом уронил голову на плечо Альтаира.

Так они стояли, пока взор Насира не затуманился. Его отец лежал на твёрдой холодной плитке у трона, с которого никогда в действительности не правил. Его прекрасная газель лежала под луной, и стрела пронзала её сердце.

– Я полагал, что могу завоевать его доверие. Каким-то образом задержать его, – тихо сказал Альтаир. – Меня тошнило от необходимости потакать ему, но я был вынужден, пока искал хоть какой-нибудь способ одолеть его. Я был уверен, что нашёл, когда ты рассказал мне о чёрном кинжале, а потом Айя взяла его за руку. И я потерял свой даамов глаз. Меня держали в оковах, использовали мою кровь.

Насир сосредоточился на вибрации его груди, когда тот говорил.

– Даже стоять на ногах требует от меня больше сил, чем у меня есть. Двери распахнулись по случайности, а не благодаря мне. Я пытался, habibi. Ты не единственный, кто любит её.

«Любил…» – мысленно поправил Насир. Слова, отмечающие миг настоящего, теперь пустили корни в прошлом.

– Гамек? – осмелился спросить Альтаир.

Насир не мог ответить – его разум был слишком хрупок сейчас, но Альтаир всё понял.

Генерал вздохнул:

– Пусть оставшаяся его жизнь будет прожита в твоей.

Насир поджал губы. Сколько бы ни оставалось у него той жизни, она будет казаться очень долгой.

– В любом случае ты должен признать, как велико благословение, позволяющее нам с тобой остаться рядом ещё день, – провозгласил Альтаир, когда на улицах послышалась поступь приближающихся коней. – Нет чести более великой.

Насир отстранился, но его колкий ответ истаял на губах, взгляд Альтаира отрезвлял.

– Ты понимаешь, брат? У тебя есть я. И как бы ни темна была ночь, я всегда буду рядом, чтобы осветить твой путь.

Когда осел песок, лунный свет обрисовал силуэты двух коней. Сеиф спешился первым, и Альтаир понял, что сафи уже успел узнать о Зафире, когда в светлых глазах отразилась жалость. Но жалость никого не возвращала из мёртвых. Она была простым оскорблением, и Насир отметил это, тихо рыкнув. Второй всадник спешился – сафи, такая же высокая и стройная, как её собрат. Стало понятно, почему Сеиф решил присоединиться к Насиру и Альтаиру, когда они сбегали.

– Лейла, – приветствовал Альтаир.

Её абайя была слишком вызывающей для погребения. Треугольный вырез доходил почти до живота, и бледная кожа контрастировала с тёмной мерцающей тканью. Генерал вполне бы оценил это прелестное зрелище, если бы обстоятельства были иными. Мягкий взгляд её глаз оттенка умбры был совсем как у Беньямина, и сейчас это ощущалось особенно мучительно.

Лейла кивнула в ответ. Её щёки были залиты слезами. С платья капала кровь – кровь её матери. Альтаир видел халифу Альдерамина, распростёршуюся на полу – нить её вечной жизни была рассечена ненавистью. И смерть её была такой же чудовищной, как и смерть её сына.

– Направляемся в Деменхур, – велел Сеиф. – Ни Крепость Султана, ни Сарасин более не безопасны. Я велел пелузианцам ехать туда же. Лана с ними.

Альтаир отошёл от стены и зашагал к ним, оставив сына Хайтама у ворот. Он не знал, кто такая Лана.

– По пути я сделаю несколько остановок. Моя тончайшая паутина должна знать правду о том, что случилось во дворце. Мы могли бы… – он остановился, заметив, как опечален Сеиф. – Вы уезжаете.

– Айя была моей подопечной, – хрипло ответил Сеиф.

«Ну конечно же».

– А теперь она мертва, – безжизненно закончил Альтаир, сдерживая гнев, готовый вот-вот вырваться. – Погибла, сделав Льва таким, какой он есть теперь.

– Почему?

Отвращение, заключённое в этом слове, было так велико, так не похоже на Насира, что и Альтаир, и Сеиф обернулись к нему, не в силах скрыть изумления. Генерал знал, что думал принц, – видел это за стеклом взгляда, твёрдого, как кремень: в гибели Зафиры была вина Айи. Но если они отправятся по этому пути дальше – ища вину в том или другом, – конца этому не будет и не будет будущего.