Хафса Файзал - Избавители звезд [litres]

– У некоторых истин нет причин, – тихо ответил Сеиф.

– Но у этой есть, – с нажимом сказал Альтаир.

– После всего, что она потеряла, у тебя нет права… – подала голос Лейла.

– Все мы что-то потеряли, – жестоко перебил её Альтаир. Никто не знал, как сильно он любил Айю. Никто не знал, что прежде он был последним, кто мог бы её осудить. – Посмотри на меня. Посмотри на него. – Он указал на Насира. – Мы теряли, мы страдали. Но мы не пали жертвой безумия и лжи Льва. Разница между нами и Айей, Лейла, в том, что мы не сдаёмся.

В наступившей тишине фыркали верблюды, и сын Хайтама что-то тихо говорил им. Сеиф нахмурился, сощурив светлые глаза.

– Он прав, – наконец сказал сафи.

– Стало быть, Беньямин погиб зря, – тихо проговорила Лейла.

Насир отвёл взгляд. Беньямин погиб, защищая сероглазого принца, их будущего султана, и своего брата.

Для Альтаира это значило всё.

– Он был смелым до самого конца, – торжественно проговорил генерал. – И даже в смертельной агонии он говорил о тебе.

На миг она прикрыла глаза, и её алые губы стали мягче.

– Я не ожидала иного от Haadi. Теперь я – всё, что осталось от древнейшего рода Аравии.

– Если Лев останется у власти, от самой Аравии останется не так уж много, – заметил Альтаир. Сын Хайтама собирал камни на прохладном песке. – Ты нужна нам. Нам нужна твоя помощь. Помощь Альдерамина.

Лейла опустила взгляд.

– Мой народ не станет…

– Твой народ, – тихо повторил Альтаир. – Альдерамин – дом лишь одной пятой твоего народа. Аравия – земля твоего народа. Оставь пока разделение на халифаты, Лейла. Мы – единое королевство.

– Я – не одна из них, Альтаир, – твёрдо сказала она, и золотая филигрань каффов на её удлинённых ушах сверкнула, словно в насмешку. – Что бы ты ни решил делать со своей бессмертной жизнью, нас это не касается

Альтаир тихо, невесело рассмеялся, глядя на неё. К тому, чтобы смотреть только одним глазом, нужно было привыкнуть. Ему приходилось поворачивать голову и тянуть шею слишком сильно.

– Ты сама видела его первое правление, наполненное тьмой. Ты знаешь, что случится. Тьма расползётся от одного халифата к другому, и люди будут умирать. Даже сафи умирают от голода. – Он встретился взглядом с Лейлой, разочарованный её неуступчивостью. – Беньямин бы…

– Не говори о том, что он бы сделал и чего бы не сделал, – отрезала сафи. – Он мёртв. Моя мать мертва. Ты должен понимать, что титул халифы Альдерамина будет значить немного, когда я попрошу свой народ помочь тебе, ибо никто из сафи особо не расположен помогать смертным, из-за которых погибла моя семья.

Порыв ветра ударил их, оплакивая души, потерянные этой ночью. Правда была ужасна, но если бы Лейла была больше похожа на своего брата, то согласилась бы: стоило хотя бы попытаться. Попытаться переубедить их, умолять о помощи.

Альтаир повернулся к Сеифу.

– Я не отказываюсь от нашей миссии, но мне тоже нужно вернуться в Альдерамин, – сказал сафи. – После событий этой ночи Лев, очевидно, попытается уничтожить оставшиеся сердца. Я должен быть в Альдерамине, чтобы защитить сердце и трон. Оставшиеся члены Высшего Круга будут защищать сердца в других халифатах. История будет переписана, и если кто и понимает это – то Круг. Мы будем бдительно охранять, и когда волшебство вернётся, и если вы победите, мы поставим барьеры, чтобы приостановить потоки силы, пока народ каждого халифата не привыкнет к новой реальности.

Альтаир пока не был готов заглядывать так далеко. Тревожиться о том, что люди не сумеют справиться со своими магическими талантами, казалось таким обыденным в сравнении со случившимся. Он опустил голову, чувствуя, что здесь он не был властен. Его сила убеждения не поможет. Сафи были слишком упрямы.

– Да пребудет с тобой удача, Сеиф бин Укуб, – наконец сказал Альтаир. – Shukrun за твою помощь.

Кроме того, он зашёл так далеко не потому, что полагался на сомневающихся.

Цивилизация тонула в наступающих песчаных дюнах, подсвеченных синим. Призраки мёртвых взметались вместе с пылью, которую поднимали кони Альтаира и Насира. Лишь когда они пересекли границы Крепости Султана, генерал позволил себе вздохнуть свободно – впервые с тех пор, как они сбежали из дворца.

Он видел, как угасает жизнь в тысячах людей, но никогда не терял столько друзей в одной-единственной миссии. Беньямин, Зафира. Айя.

Насир изучающе смотрел на него, как никогда не смотрел раньше. Такой взгляд обращал к Альтаиру Беньямин – когда смотришь на кого-то, кого знаешь как себя самого.

– Ты любил её, – тихо проговорил принц.

Альтаир прикрыл глаз.

– Я видел, как ты говорил о ней. О нас. О потере, – пояснил Насир.

– Его я любил больше.

– Что это значит?

Альтаир сжал поводья крепче, когда сын Хайтама очнулся от сна.

– Это значит, что бы ни нужно было сделать, чтобы дети этого проклятого королевства снова улыбались, я сде– лаю это.

Рассвет уступил место ясному утру, озарив границы земель, когда они углубились в земли Сарасина. Города были так тихи и пустынны, словно страх правил на улицах и ужас наполнял воздух.

– К ночи мы пересечём Горы Данкали, – сказал Альтаир.

– А потом – домой? – спросил сын Хайтама.

Хоть кто-то хотел с ним говорить.

После длительного молчания, наполненного лишь стуком копыт, Насир посмотрел вдаль.

– Чем скорее мы проедем через Сарасин, тем лучше.

И хотя Сарасин стал значительно ярче с тех пор, как они со Львом впервые оказались в этих землях, здесь всё равно было темнее, чем в остальном королевстве. Они держались основных дорог, избегая теней, где могли прятаться ифриты, иногда разделяясь, иногда останавливаясь, чтобы навестить жилище одного из «пауков» Альтаира, и никогда не теряли бдительности. Конечно, их видело больше людей, чем хотелось бы Альтаиру, в том числе девочка с льдистыми глазами, которые напомнили ему Зафиру.

Он подвёл её, подвёл Насира, который теперь, казалось, хоронил себя внутри и снова закрывался от мира, а его сломленная душа медленно распадалась. Он был всего лишь мальчишкой, которого мир обворовывал раз за разом, ничего не даруя взамен. И Альтаир не видел ни струйки теней принца с тех пор, как они сбежали.

Насир снова подавлял свои эмоции, снова заключал своё сердце в клетку. Годами Альтаир питал к принцу отвращение, но Шарр изменил больше, чем только их будущее. Насир неотрывно смотрел на осколки компаса, который дала ему мать в самом начале этого путешествия, и поглаживал большим пальцем треснувшее стекло с печалью тысячи потерянных душ. Если бы кто-то сказал Альтаиру прежде, что его брат был способен на такое сострадание, на такую нежность, генерал рассмеялся бы им в лицо.