Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

Резко, сердито дёрнув поводья, я повернул тарна в сторону прежнего лагеря, туда, где колонны солдат врага вырвались из проходов, сметая всё на своём пути. Меня там не было. Я узнал о нападении только от оставшихся в живых.

Тарн рвал своими крыльями ночь, бросавшую нам навстречу хлопья снега, таявшего на моём лице.

Не знаю почему, но я решил слетать на разведку в старый лагерь. Что я рассчитывал там увидеть кроме обугленного дерева, пепла, возможно, покрытого ржавчиной оружия и костей, обглоданных вездесущими джардами и уртами.

Я не собирался задерживаться там надолго. Я предполагал, что патрули и группы охотников за головами из армии Лорда Ямады рыскали по округе. Я помнил слова Лорда Окимото о том, что они будут здесь, будут охотиться на выживших, тех, кто мог избежать смерти и скрыться в горах. Разумеется, кого-то должны были оставить на месте разгромленного лагеря. Разве не могли некоторые из оставшиеся в живых, потерянные, усталые, отчаявшиеся, замёрзшие и голодные, вернуться туда в поисках еды, возможно, в надежде на спасение?

Я должен был быть там.

Иногда облака расступались, пропуская вниз свет лун. В такие моменты я мог разглядеть скалы и горы, проплывавшие подо мной. Узкие долины, тут и там, чёрными шрамами рассекали ландшафт.

Я не собирался задерживаться на месте старого лагеря. По моим прикидкам туда было не больше десяти или двенадцати енов лёта.

Внезапно я вперил взгляд вниз. Там, вдали, мерцал огонёк, немногим больше чем крошечная звёздочка, вспыхивавшая среди скал.

Я предположил, что это был походный костёр одного из патрулей Ямады. Его можно было заметить только с воздуха.

Летящие навстречу снежинки продолжали колоть моё лицо. Этим утром беглецам, если таковые ещё остались, было бы опасно покидать свои убежища. След, оставленный на снегу, словно длинная пунктирная стрелка, укажет на невидимую цель.

По моим расчётам, я уже должен был быть где-то в районе первого нашего лагеря, разгромленного несколько недель назад штурмовыми отрядами Лорда Ямады.

Я обязан был быть там в тот момент. А я тем временем прохлаждался в замке, в праздном ожидании, ничего не делая!

От переполнявшей меня ярости я закричал так, что поражённая птица отклонилась влево и пропустила удар крыльев.

— Спокойно, спокойно, дружище, — успокаивающе сказал я, огорчённый своей выходкой.

Но могучие крылья уже поймали свой ритм, и птица снова, не дожидаясь сигнала поводьями, вернулась на прежний курс и высоту, которые я установил.

С чего вдруг, мне взбрело в голову возвращаться на место первого лагеря, спрашивал я себя? Что я хотел там увидеть? Какие раны, так мною и не полученные, разбередить? А может, просто умереть?

Меня не было в лагере, когда его громили.

«Ну так кричи об этом горам, дурак, — думал я, — когда Ты останешься один. Провой им своё страдание и пролей слёзы гнева, когда никто кроме них тебя не услышит и не увидит».

Камень твёрд, он не плачет. Меч молчалив, он говорит только с плотью, коротко и стремительно.

Насколько недостоин я оказался алого цвета!

Ночь скрывала горы в темноте, но время от времени, когда ветер на краткий миг внезапно отдёргивал занавес облаков, горный ландшафт, раскинувшийся внизу, проявлялся во всей своей красоте и величественности.

К этому моменту в небе осталась только одна луна, самая большая из трёх гореанских лун, Жёлтая Луна. Поводья холодили руки. Обычно они податливы как шнуры, но на холоде они затвердели и ощущались как проволока. Я часто поднимал руки ко рту и пытался согреть их дыханием, а заодно стереть растаявший снег с лица и глаз. Под курткой я носил тёплый свитер, связанный из шерсти скачущего хурта, а под шлемом шапку из того же материала. На ногах у меня были тарновые сапоги и узкие кожаные брюки. Маленький баклер висел на седле слева. Пика торчала из своего крепления справа. Седельный лук был закреплён на своём месте, позади меня, а два колчана были приторочены по обеим сторонам седла и закрыты крышками, во избежание потери стрел. Седельные ножи также были на своём месте, как и ананганские дротики, прикреплённые к задней луке седла, по одному с каждой стороны. Хотя седельные ножи прекрасно сбалансированы для использования их в качестве метательного оружия, большинство моих парней предпочитали дротики. Их наконечники, кстати, не были покрыты ядом. Мужчины, как правило, оставляют смазанные ядом оста булавки и кинжалы свободным женщинам. Это, кстати, одна из причин, по которой многие воины требуют, чтобы пленная свободная женщина разделась самостоятельно, чтобы не столкнуться со скрытыми в складках одежды устройствами, одной царапины, от которых может быть достаточно, чтобы их конец оказался печальным и скорым. Иногда похититель может вежливо поинтересоваться, не содержат ли предметы одежды женщины подобные секреты. Если она отвечает утвердительно, то её просят удалить такие предметы и положить их перед похитителем прежде, чем она начнёт раздеваться. Если она попытается скрыть какое-либо из столь смертоносных устройств, её могут убить немедленно. То же самое её ждёт, если она отвечает отрицательно, но при осмотре вещей её ложь будет обнаружена. Уже после того, как она раздета и обезоружена, её можно спокойно осмотреть, оценить и принять решение, может ли она представлять интерес, подразумевая тот интерес, который женщины как таковые могут представлять для мужчин, то есть, стоит ли она того, чтобы быть рабыней. Если её находят интересной, вопрос обычно решается очень быстро, её порабощают. Если женщину сочтут не имеющей особого интереса, её обычно или прогоняют, как есть раздетой и опозоренной, или, иногда, удерживают ради выкупа, держа нагой на цепи. В большинстве городов, кстати, считается преступлением, караемым смертью, если рабы касаются оружия.

«Хо! — мысленно воскликнул я. — А это ещё что такое? Да!» Крылья перестали быть воздух. Птица теперь парила, плавно снижаясь, причём без какой-либо команды с моей стороны. Тарн узнал это место, даже несмотря на снег и темноту. Он помнит его гораздо лучше меня. Оно всё ещё ближе ему, чем его новая квартира. Похоже, он ожидает найти своё стойло, тёплую, сухую солому и окорок табука на крюке. «Нет, приятель, — подумал я. — Всего этого здесь теперь точно не будет. Тебя здесь не было, в тот момент, когда асигару Ямады, размахивая глефами и факелами, ворвались в долину. Скольких мог бы Ты, в своей ярости, сжимая в когтях, разорвать клювом, прежде чем опалённый и изрубленный, упал бы наземь, направив свой последний взгляд в небо? И меня, дорогой мой товарищ, тоже не было здесь. Я был далеко, и мой клинок мирно спал в своих ножнах. Я пережил своих людей, а следовательно, оказался недостоин их».